Избранное. В 2 томах [Том 1]

Рядом с первой папкой была вторая, синяя, с показаниями господина, который уже двадцать лет с девяти утра до девяти вечера просиживал у окна и дважды в минуту плевал на улицу. Он видел, как между половиной восьмого и без четверти восемь из дома господина Молитора выскочил человек с пуделем и побежал по уличке в сторону набережной.

Пуделей в Вюрцбурге было всего только три. Один принадлежал старой деве, а другой разбитому параличом господину, которого ежедневно вывозили на прогулку в кресле.

— Тэк-с, господин Беномен. Может быть, вы скажете, где вы были между половиной восьмого и без четверти восемь.

— Я могу доказать свое алиби. У меня бесспорное алиби. — Оскар сказал те же слова, что швейцарец и почти тем же тоном: — А ведь это главное.

— Тэк-с, тэк-с! А я вам говорю, что для вас сейчас главное — говорить правду. Повредить это вам уже никак не может. Потому что главное нам известно, — сказал господин Тэкстэкс, все еще очень спокойно, хотя внутри у него клокотало в той мере, в какой могло клокотать. Гусиные перья слегка вздрагивали.

— Господи! Неужели вы думаете, что я его убил? Неужели вы действительно так думаете?

— Где вы были между половиной восьмого и без четверти восемь?

— Мое алиби…

— Где вы были?

Этот тон раздражал Оскара. Он выпятил губы.

— Я только в половине восьмого, ровно в половине восьмого, вышел из дому. Я могу это доказать. Полицейский надзиратель подтвердит. Он со мной поздоровался и сразу же стал сверять свои часы с башенными. Если не верите, спросите у него.

— И затем вы пошли к господину Молитору.

— Нет! — вне себя закричал Оскар. И вдруг, глядя в пространство, заговорил скороговоркой, монотонным, неестественно высоким голосом, как тогда в крепостном рву, когда предложил квартету выступать за деньги. — Я не спеша пошел через мост, куда мне спешить, какие у меня такие дела! Заглянул к своему приятелю Видершейну. Мы с ним столкнулись у дверей его квартиры. Еще не было без четверти восемь. Собственно, без девятнадцати минут. Я даже обратил на это его внимание.

— Тэк-с, тэк-с… А куда ходил господин Видершейн?

— Почем я знаю… Насчет времени я потому обратил внимание, что мы с ним собирались к портному Фирнекезу. А не по чему-нибудь еще!

Господин Тэкстэкс выкатился в соседнюю комнату и послал тех самых агентов, что арестовывали Оскара, за письмоводителем.

— Тэк-с, значит, правду, тэк-с, правду вы не желаете говорить. Что ж, господин Беномен, время терпит. Я могу каждый день, могу месяцами с вами так вот беседовать.

Мысль о тяжелых часах, проведенных в тюремной камере, и перспектива провести там еще много подобных ночей, собственное бессилие и тон следователя — все это вместе взятое привело Оскара в ярость:

— Вы только и знаете, — заорал он, — что невинным людям душу выматывать. Вы только это и умеете. А я еще раз говорю вам, что если этого кровопийцу — да, да, гнусного кровопийцу, — если его прикончили между половиной восьмого и без четверти восемь, то я докажу свое алиби, и ни черта вы со мной не сделаете. Подумаешь, какие нашлись!

Для вящего эффекта господин Тэкстэкс выдержал точно отмеренную паузу. И когда снова заговорил, тон его, переходя из одной тончайшей модуляции в другую, становился все более дружеским и человечным. Он ослаблял веревку, накинутую на шею Оскара, на манер пастушонка, который отпускает понемногу привязь, чтобы козе думалось, что она на воле.

— Господин Молитор поступил с вами очень жестоко. Но отсюда не следует, что ему за это надо проломить череп.

— Я его не убивал.

— Все в городе были возмущены, как он жестоко с вами обошелся. И никто не перестал вас уважать. Я прекрасно понимаю, как все это было для вас тяжело.

Оскар пожал плечами. Гнев его понемногу стихал.

— Ничего не попишешь, судьба, господин Беномен. Но многие начинают снова, и им удается подняться. Конечно, в нынешние времена это нелегко, да еще если жена и дети. Сколько людей сейчас бьется как рыба об лед ради куска хлеба.

— Еще бы! В одном Вюрцбурге несколько сот покойников.

— То есть как покойников?

— Ну, мы называем покойниками банкротов.

— А ребята у вас уже взрослые?

— Младшему восемь. Вот бандит! Но ничего. Ведь и мы в свое время были такими. — Оскар улыбнулся, и господин Тэкстэкс кивнул.

И тут он, казалось, совсем выпустил веревку из рук.

— Да, так оно и бывает. Если бы господин Молитор отсрочил вам тогда векселя, все бы более или менее наладилось! Да, не повезло! — Он уронил руку на стол и скорбно покачал головой. — Не следовало ему так поступать, — добавил он, словно разговаривая с добрым знакомым, с которым повстречался погожим весенним утром на улице.

Оскар совсем забыл о том, что на нем наручники. Он невольно напряг мускулы, и лицо его прояснилось.

— Я еще встану на ноги. Правда, нужно время. Главное, чтобы вы меня отпустили. Вы ведь отпустите меня сегодня. Я же без девятнадцати восемь был у приятеля. Когда же я успел это сделать. Расстояние-то не шуточное! Сами понимаете.