Избранное в 3 томах. Том 3: История и культура

Вместе с тем совершенно недопустим методологический плюрализм, ведущий к «методологическому анархизму» в духе Поля Фейерабенда. Так, испытывая определенное влияние постмодернистской концепции нации, В. А. Тишков допускает, что возможно влияние на этничность при ее исследовании, а СВ. Соколовский даже отмечает возможность «фабрикации» этнографического факта «в соответствии с ролью этнографа». Все очень усложняется.

Но многое становится ясным, если понять, что постмодернизм не только научная, но и главным образом идеологическая концепция. И если функция науки – познание человека, общества, природы, то функция идеологии – целенаправленное воздействие на общество (поэтому нет общества без идеологии, как бы нам ни пытались это внушить сторонники так называемой деиделогизации). Для мондиалистской же концепции, для идеологии единого мира, идеология национальной идеи все равно что красная материя для быка. Отсюда и возникает желание объявить нацию фикцией, приверженность к традиционной культуре – национализмом, а борьбу с «космополитизмом» и «культурным нигилизмом», стремление видеть Россию великой мировой державой с сильной и эффективной системой государственного управления – национал-социализмом и фашизмом. Так, председатель Международного исследовательского совета при Центре стратегических и международных исследований в Вашингтоне У. Лакер проговорился: «У национализма огромная сила в мобилизации народа против внешних врагов». А главная задача врагов России убедить русский народ, что никаких внешних врагов у него нет, что он сам себе главный враг. Он сам разрушил свою страну, сам лишает себя природных ресурсов, сам отдает свою собственность во владение иностранным хозяевам, сам превращает свою страну в международную свалку для вредных отходов производства.

Абсурдность подобных утверждений очевидна. Великий народ, создавший в прошлом веке грандиозную империю, не позволял никакой силе в мире осуществлять глобальную гегемонию. Отсюда и неоднократные попытки в XX в. так как не было возможности в открытом противостоянии разрушить могучее государство, найти своих агентов влияния и с их помощью сокрушить Россию.

Для таких пособников «мирового правительства» националист, конечно, первый враг. Но даже такой известный борец с национализмом, как профессор Кембриджского университета Эрнст Геллнер, говорит о естественном национализме большинства населения: «Для среднего человека пределы его культуры представляют собой, если не совсем пределы мира, то по крайней мере границы его трудовых возможностей, социальной приемлемости, достоинства, эффективного участия и гражданства. Они определяют пределы использования его концептуальной интуиции, доступа к правилам игры, и понимания социального мира. За этими пределами человек становится неуклюжим, неуместным, объектом усмешек и презрения и наталкивается на препятствия во всех своих начинания… Его глубочайшая идентичность определяется отнюдь не его банковским счетом, родством или статусом, а культурой его воспитания. Он националист не из-за атавизма, а как раз наоборот, скорее из-за совершенно трезвой, хотя редко явной и сознательной оценки своих собственных интересов».

Здесь речь идет о так называемом этническом национализме – идеологии и движении нацеленных на создание оптимальных условий для самосохранения и существования нации. Для современной России характерна ситуация, правильно подмеченная В. А. Тишковым: «В чем-то с претензией на общегосударственный патриотизм выступают представители этнического национализма доминирующей общности русских. В данном случае грань между этническим и гражданским (государственническим) национализмом в значительной мере стирается».

И в этом нет ничего трагичного или нежелательного. Наоборот, подобную тенденцию следовало бы как можно эффективнее поддержать в России на государственном уровне, тем более что она проявляется в мировом масштабе. На это прямо указывает А. А. Празаускас: «Опыт развитых стран подтверждает, что процесс унификации, интеграции и формирования гражданского общества рано или поздно вызывает в качестве ответной реакции стремление к возрождению локального партикуляризма, этнической или субэтнической (локальной) идентичности. Видимо, нет оснований ожидать, что нечто аналогичное не будет происходить и в масштабах мира, который благодаря современной системе коммуникаций быстро превращается в глобальную деревню».