Избранное в двух томах. Том 2

—220 фашистских самолетов побывало над городом и сбросило на него бомбы не

более сорока. А за полгода войны — со дня первого налета 22 июля до 20 декабря

1941 года — статистика еще более убедительная: 8278 самолето-вылетов на

Москву и всего 207 прорвавшихся к городу бомбардировщиков.

Недаром Москва — наименее пострадавшая из всех европейских столиц, подвергавшихся бомбардировкам во время второй мировой войны.

И таково не только мое мнение. В его подтверждение я могу привести хотя

бы компетентные свидетельства И. Г. Эренбурга и А. Н. Толстого, для которых

бомбардировка Москвы была не первой, пережитой ими. Алексей Толстой

выступил 29 июля — ровно через неделю после первого налета на Москву — в

газете «Красная звезда» со статьей «Несколько поправок к реляциям Геббельса».

Вот что пишет об обстоятельствах появления этой статьи в своей книге «Время

не властно» Д. И. Ортенберг, бывший в те годы главным редактором нашей

центральной военной газеты: «Во время июльских массированных налетов

немецких

63

бомбардировщиков на Москву Геббельс распространялся по радио: Москва

превращена в руины, Кремль стерт с лица земли, электростанция разрушена, в

городе прекратилось движение. . Об этом шумела и гитлеровская пресса, кричали

специальные немецкие листовки, сбрасываемые над нашими войсками. . Ответил

на это Алексей Толстой. Он сел в нашу редакционную машину и объездил улицы

столицы. Конечно, он увидел и обгорелые дома, и кое-где разрушенные здания. И

откровенно об этом написал. Побывал писатель и в Кремле и установил, что

Кремль. . как стоял, так и стоит. Стоит там же, где стояла, и Центральная

электростанция. Трамваи и троллейбусы ходят по всем маршрутам, и улицы

Москвы полны народу».

А Илья Эренбург в книге «Люди. Годы. Жизнь» дал свою лаконичную

оценку: «В конце июля начались бомбежки Москвы. После Мадрида и Барселоны

они мне казались слабыми — противовоздушная оборона работала хорошо» —

похвала тем более веская, что силы, брошенные несколькими годами раньше

фашистами с воздуха на Мадрид и Барселону, составляли ничтожно малую часть

от того, что они использовали при бомбардировках Москвы.

Кстати, надо заметить, что бомбардировка бомбардировке рознь. Гитлеровцы

стремились бомбить не как-нибудь, а прицельно. У их сбитых летчиков находили

подробные, с немецкой аккуратностью и высокой полиграфической культурой

выполненные карты Москвы, на которых были отмечены наиболее важные цели: железнодорожные вокзалы, аэродромы, крупные заводы, Кремль.

Но, например, на территорию Кремля за все время вражеских налетов упало

всего несколько бомб. Об этом в течение войны по понятным причинам — зачем

облегчать противнику анализ результатов своих бомбардировок? — не

сообщалось. (Менее объяснимо, почему это держалось в тайне еще без малого

сорок лет.)

В целом фактическое распределение упавших на город бомб носило явно

выраженный случайный характер: их бросали беспорядочно, видимо думая не

столько о том, куда, сколько о том, как бы поскорее.

Правда, некоторые фашистские экипажи старались, так сказать, и невинность

соблюсти, и капитал приобрести: и более или менее подходящий объект для

бомбометания подобрать (чтобы выглядело прилично

64

в боевом донесении), и в то же время сделать это, по возможности, подальше от

зон действия прожекторов, истребительной авиации и зенитной артиллерии —

словом, не в самой Москве, а в ее пригородах.

Поиски одного из таких экипажей увенчались шумным — не столько в

переносном, сколько в буквальном смысле слова — успехом. На затемненной

земле Подмосковья фашистские летчики высмотрели несколько параллельных

рядов вытянутых ровных блестящих полосок. Места для сомнений не оставалось: конечно же это не что иное, как остекление крыш цехов какого-то большого

промышленного предприятия! Бомбы были сброшены, легли точно и разнесли. .

Томилинскую птицефабрику, вольеры которой, на свою беду, имели такую

«промышленную» окраску крыш. Разнесли в пух и прах! Причем в пух даже в

большей степени, чем в прах: несколько дней обезумевшие от бомбежки куры, отчаянно кудахча (я же говорил, что успех был шумный), в полной панике

носились по окрестностям Томилина.

Редкие, очень редкие экипажи немецких бомбардировщиков проявляли такое

упорство, как, например, летчики того «Юнкерса-88», который в один из

октябрьских налетов прорвался в город и точно положил тяжелую

тысячекилограммовую бомбу у Ильинских ворот, в то самое здание Московского

горкома партии, которое было его целью.

Бывший в то время председателем Моссовета В. П. Пронин вспоминал об

этом: «Члены бюро МГК партии слушали доклад командующего Московским

военным округом генерала Артемьева о защите города на ближних подступах, когда началась стрельба зенитных орудий. Я связался по телефону с