Избранное в двух томах. Том 2

командующим ПВО и спросил о причинах стрельбы. «Над городом летает один

немецкий самолет», — ответил генерал Журавлев. В соответствии с

постановлением Государственного Комитета Обороны при налете одного-двух

самолетов в городе воздушная тревога не объявлялась. Не успел я, однако, положить трубку, как раздался грохот, здание словно подскочило, вылетели

оконные переплеты и двери, с потолка и стен обрушилась штукатурка. Здание

горело.. »

Подавляющее же большинство бомб сбрасывалось, повторяю, неприцельно и

ложилось очень не густо — вдалеке друг от друга. Едва ли не единственное ис-65

ключение — бомбы, попавшие дважды, с интервалом в несколько дней, в одно и

то же здание — угол улицы Воровского и Мерзляковского переулка, — вызвало

оживленные комментарии москвичей.

— Вот и верь после этого в теорию вероятностей! — говорили они (хотя в

действительности этот случай ни малейшего ущерба теории вероятностей не

нанес — вопреки распространенному заблуждению, она не признает никаких

преимуществ воронки от ранее разорвавшегося снаряда перед любой произвольно

выбранной соседней точкой,— если, конечно, говорить о прямом попадании, а не

об укрытии от осколков).

Впрочем, тот факт, что москвичи могли позволить себе роскошь специально

интересоваться судьбой какого-то одного, в общем ничем не примечательного

здания («Знаете, угловой дом, где аптека»), сам по себе свидетельствует о весьма

умеренной плотности бомбежки, которой подвергалась Москва. И виноват в этом

был, конечно, не противник: его бы воля, он охотно устроил бы в Москве то же,

чему подверглись Лондон, Ковентри, Варшава и многие другие города горящей в

огне войны Европы! Помешал этому ряд обстоятельств, но прежде всего —

войска Московской зоны ПВО.

Это они — летчики, зенитчики, прожектористы, связисты, все воины

Московской зоны ПВО, от ее командующего до рядового бойца, — учась воевать

в ходе боев, отвагой и самоотверженностью компенсируя нехватку многого

необходимого, не жалея ни труда, ни жизни своей, выиграли воздушную битву за

Москву!

С каждым очередным налетом попытки прорваться к нашей столице

становились для гитлеровской авиации все трудней и обходились ей все дороже.

Не зря, самоуверенно начав с высоты в два — четыре километра, противник

был вынужден, начиная уже со второго, последовавшего назавтра налета, уходить вверх — на пять, шесть и более километров. Конечно, там его сбить

было несравненно труднее — плохо брали прожектора. Но и ему говорить о

точном нахождении целей и сколько-нибудь прицельном бомбометании с такой

высоты при тогдашнем уровне прицельной техники не приходилось. Это было

что-то вроде предложения ничьей: ни вы меня, ни я вас. Но ничья принята не

была. Последующие события это показали.

66

Постепенно мы начали знакомиться с товарищами по оружию — летчиками

строевых частей нашего корпуса.

Больше всего этому способствовало то обстоятельство, что многие из них

едва ли не в каждую ночь, когда бывал налет, садились у нас. Я уже рассказывал, с какими сложностями было связано возвращение истребителя, лишенного

средств радионавигации и даже простой связи, после ночного боевого вылета к

себе на аэродром. Быстро выработалось правило: сомневаешься в возвращении

домой и увидел какой-то другой действующий аэродром — садись на него.

Наша эскадрилья базировалась юго-восточнее Москвы — несколько в

стороне от излюбленных маршрутов прихода и ухода немецких

бомбардировщиков. Поэтому мы могли себе позволить даже такую роскошь, как

посадочный прожектор, правда включаемый на какую-нибудь минуту — от

момента выхода очередного садящегося истребителя на последнюю

предпосадочную прямую до его приземления. Расчет был простой: если даже

какой-нибудь не в меру активный гитлеровский ас заметит прожектор и

устремится бомбить нас, то, пока он дойдет до места, внизу уже будет снова

темно. И, надо сказать, расчет этот хорошо оправдался на практике: за все время

воздушной битвы за Москву лишь один случайный бомбардировщик набросал

нам на летное поле зажигалок, да какой-то «Мессершмитт-110» второпях — а

потому, конечно, безрезультатно — обстрелял из пушек самолетные стоянки.

Кстати, оба эти случая произошли при выключенном посадочном прожекторе. А

без подсветки старта мы сами, конечно, наломали бы на посадках в темноте

намного больше дров, чем мог бы устроить вышеупомянутый не в меру активный

ас. Не мудрено, что наш аэродром пользовался у летчиков соседних частей

немалой популярностью.

По нескольку раз за ночь над нами раздавалось знакомое гудение мотора М-25, или М-105, или АМ-35 — моторы этих типов стояли на советских

истребителях, — и короткие вспышки разноцветных аэронавигационных