Изменился и взгляд на таран наших самых опытных и авторитетных
летчиков.
Трижды Герой Советского Союза Александр Иванович Покрышкин, сбивший
за годы войны пятьдесят девять самолетов противника и, кстати, сам никогда к
таранному удару не прибегавший, вспоминал в связи с этим поучительный
эпизод, случившийся с прекрасным, но в то время еще молодым и неопытным
летчиком Славой Березкиным:
«В боях на Украине он получил приказ сбить фашистского корректировщика
— знаменитую «раму». И вот в воздушном поединке, когда его ведущий связал
боем истребителей врага, прикрывавших «раму», Березкин атаковал
корректировщика. Однако «рама», словно издеваясь над Березкиным, уходила от
огня. И тогда Слава. . пошел на таран.
Мотивы его поступка были всем ясны: человек не сбил еще ни одного
самолета, и его, смелого и честного парня, мучила совесть. Однако погибла
машина, и мы долгое время не знали о судьбе самого летчика. Наконец, худой, бледный, с перебитой ногой, он явился в часть.
Я смотрел на Березкина, слушал его и думал: конечно, таран — это подвиг, который может совершить только сильный духом и преданный Родине человек.
Но теперь (дело происходило во второй половине войны.—
имели новые, маневренные, прекрасно вооруженные машины, когда наше
превосходство в воздухе стало очевидным, таран, как говорится, вышел из
моды. . К нему можно было
72
прибегать лишь в исключительных случаях, когда сложилось безвыходное
положение. .»
Ничего не скажешь — точка зрения разумная и убедительная. Но, при всем
при том, нельзя, размышляя о таране, полностью сбрасывать со счетов и такой
первостепенный на войне фактор, как моральное воздействие этого отчаянного
приема воздушного боя на немецких летчиков. Они знали, что наши истребители
идут и на такое, и это знание отнюдь не прибавляло им бодрости. Летом и осенью
сорок первого года пренебрегать подобными обстоятельствами не приходилось!
И что уж совсем бесспорно — это оценка личных качеств летчика, пошедшего на таран. Товарищи по оружию смотрели на него как на героя и, конечно, были в этом совершенно правы. Чтобы таранить врага, нужно большое
мужество. Риск тут чрезвычайно велик. За примерами далеко ходить нам не
приходилось: они были и в истребительной авиации ПВО Москвы. Во второй
половине августа — вскоре после Талалихина — летчик 24-го полка Деменчук
(кстати, сбивший в тот же день «Юнкерса-88» «обычным» способом) таранил
«Хейнкеля-111» и погиб при этом.
Правда, были и другие примеры — примеры большого мужества, сочетавшегося с редким искусством пилотирования.
В первой, журнальной, публикации этой повести я рассказывал о таране, выполненном летчиком Катричем. Позже я узнал, что это был не первый таран в
небе Подмосковья, после которого летчик не выбросился с парашютом, а сумел
благополучно посадить свой самолет. Еще в начале июля 1941 года лейтенант С.
С. Гошко, у которого в бою отказало оружие, таранил под Ржевом «Хейнкеля-111» и, сбив таким образом противника, произвел на своем истребителе посадку.
Слухи о боевых успехах лучших летчиков нашего корпуса распространялись
очень быстро — солдатский телеграф действовал исправно. Многих летчиков, приткнувшихся, так сказать, на огонек, после боевого вылета к нам на аэродром, мы уже знали заочно задолго до личного знакомства. Их воинская слава
опережала их самих.
Впрочем, иногда гости не сваливались к нам с неба, а приезжали при помощи
прозаического наземного транспорта.
73
В один прекрасный день мы узнали, что в нашем корпусе в целях
усовершенствования оперативного руководства частями вводится разделение на
сектора. Сама по себе эта новость особого впечатления на нас не произвела: к
разного рода организационным перестройкам мы были уже тогда хорошо
привычны и научились реагировать на них с должной сдержанностью, да и по
существу дело непосредственно вроде бы не касалось ни рядовых летчиков, ни
даже командиров звеньев (в числе которых был к тому времени утвержден и я).
Еще, кажется, древние римляне установили, что каждый начальник может
полноценно руководить, особенно в бою, не более чем тремя — пятью
подчиненными. Если же подчиненных больше, то следует разбить их на
соответствующее количество групп и непосредственно иметь дело с командирами
этих групп. В дальнейшем опыт организации вооруженных сил всех времен и
всех стран мира в общем подтвердил справедливость этого правила. По-видимому, на ту же точку зрения встало и наше командование. Но, повторяю, нам, низовым работникам (если позволительно применить такой термин к
летчикам-высотникам), вполне хватало своих собственных забот, чтобы особенно
заинтересоваться организацией секторов.
Однако сама персона нашего вновь назначенного начальника сектора вызвала