Избранное в двух томах. Том первый

Раушан перевернулась на другой бок. Старуха, видя, что она не спит, спросила:

— Командир ваш?

— Да, — ответила Раушан.

— Хороший парень, красивый, — сказала старуха.

От девушки не ускользнуло ни одно слово старухи: она слышала, что та шептала Ержану. Перед Раушан возник образ Уали. Сердце ее сжалось, будто она снова ощутила его горячее, пропахшее табаком дыхание, увидела блестящие нахальные глаза. Потом вспомнилось растерянное выражение лица Уали, когда, бормоча Коростылеву «хорошо, хорошо, остановлю солдат!», он стал отбегать от дерева к дереву, куда-то в сторону от передовой.

Когда старуха шепнула Ержану «хороша девка», Раушан от досады передернуло.

Окружение, в которое попал взвод, отвлекло Ержана от боли, причиненной ему Раушан. Кровоточащая рана как бы зарубцевалась на время. Он знал: теперь их души никогда не сольются, даже если выпадет случай и они останутся только вдвоем. Сломанная душа не станет целой, сколько бы ее ни чинили. Он был зол на Уали. Стоило ему увидеть Раушан, как перед глазами вставал Уали. Этот тип всегда будет между ними, и никогда Ержан не будет счастлив с Раушан, даже если бы они и поженились. Может ли он забыть Раушан? Нет, рана все ноет и рано или поздно даст о себе знать. Время — лучший целитель. Кто знает, как поступит с ним время? С этими мыслями Ержан подошел к Земцову, стоявшему в карауле.

— Нет поблизости немцев? — спросил Ержан.

— Пока ничего не заметили, — ответил Земцов, посмотрел вверх, крикнул: — Эй, ты, ничего не видно?

На вершине дерева, нахохлившись, как огромная птица, сидел Какибай. Солдат зашевелился, с веток посыпались пушистые хлопья снега.

— Пока ничего не видно, ничего не слышно... Немцы предпочитают для отдыха выбирать большие деревни. Их нюх чует запах тепла.

— Если с подобными мыслями будешь стоять в карауле, конечно, ничего не увидишь, — крикнул Ержан Какибаю.

Земцов приложил ладонь к глазам, вгляделся в лес.

— Как будто кто-то идет, видите, верхушки елочек зашатались.

— Где? — Ержан снял с плеча автомат, отвел предохранитель.

— Вон, смотрите, в той просеке, — показал Земцов рукой, всунутой в варежку.

Лейтенант едва разглядел в туманной дымке настороженно, от дерева к дереву пробирающегося человека с собакой. Какибай и Земцов изготовили к стрельбе винтовки.

— Это не немец... Он не вооружен, — сказал Ержан. Его осенила догадка: хозяйка говорила, что старик ее пошел в соседний хутор и долго не возвращается. Очевидно, это и есть лесник.

Предположение Ержана оправдалось. Бородатый человек в кудлатой шапке, одетый в короткий черный полушубок, увидев часовых, остановился.

— Боже, неужто свои! — сказал он тихо и уже смелее пошел к избе.

— Мы-то свои, а вы-то чей будете? — холодно спросил Земцов... — Уж не староста ли из соседней деревни?

— Что же это старуха наказала вам не пускать меня домой? — Старик стащил кожаные рукавицы, подал Ержану руку, увитую синими набухшими жилами. Широкая мозолистая ладонь была теплой, мягкой и ласковой.

— Все-таки вернулись! — обрадованно воскликнул старик. У него было крупное красивое лицо с большим крючковатым носом: из-под кустистых, чуть-чуть тронутых инеем бровей глядели смелые темные глаза, губ нельзя было рассмотреть между усами и длинной седой бородой.

Возвращаясь со стариком в избу, Ержан спросил:

— Когда здесь прошла наша армия?

— В нашем лесу не было боя, — ответил старик. — Позавчера слышали стрельбу. А хуторяне говорили, будто армия прошла позавчера.

— Не встречали здесь немецких солдат? — спросил лейтенант.

— Сам-то, я не видел, — ответил старик. — Вчера и позавчера не выходил из избы. Но знал, что наши войска бегут по дорогам мимо. На рассвете ходил в соседний хутор... на собрание...

— Куда, куда? — переспросил Ержан.

— ...На собрание. Проводил собрание учитель, старый коммунист. Он сказал, что райком партии советует всем нам остаться дома. Все, что требуется для пропитания, закопать в землю и вредить оккупанту, кто чем сможет. Поодиночке будем его вколачивать в гроб. Учитель сказал, что немцы в занятых селах заставляют крестьян выбирать старост, и предложил загодя наметить на эту паскудную должность своего человека. И хоть кладовщик колхоза отказывался, мы единогласно выбрали его... Спрашивал я на собрании, где немцы. Никто толком ничего не знает. Но бабы, вроде бы, видели, как в соседней деревне в центральную усадьбу колхоза входили вооруженные чужаки... Ну, а вы, видать, отстали от своих?

— Да, идем из окружения, — сознался Ержан.

— От беспорядка и большая рать погибает, — старик был немногословен и не стал расспрашивать, какой части, куда направляются.

Когда они вошли в избу, старуха, не выдавая своей радости, встретила мужа укорами:

— Совсем извелась... В твои лета сидеть бы на печке. Время-то сейчас муторное. А ты таскаешься ночами по лесу. Что, кабы словили тебя супостаты? Вся измаялась, пока вернулся... Три дня провалялся в постели, только вчера поднялся... Теперь, пока не вернется наша армия, и шагу не ступишь из дому.