Избранные

Я иду с мамой и папой по тротуару. Я иду и смотрю туда, и сюда, и вверх. В небе летит самолет. Вдруг я падаю на тротуар. Я налетел лбом на столб. Я плачу и не хочу вставать. Папа берет меня на руки. Он гладит меня и говорит:

— Как это ты упал?

Я говорю:

— Я смотрел на самолет и не видел столб.

Отец говорит маме:

— Ты плохо следишь за ребенком. Мать рядом — не видит, что сын прет на столб.

Мать говорит отцу:

— А ты для чего, отец? Разве это не твой сын?

Отец говорит:

— Это, конечно, мой сын, но ты — мать!

Мать ему отвечает:

— А ты — отец.

Отец строго ей заявляет:

— У тебя это не первый раз. Помнишь, как он съел кошкин творог? Ты тогда была дома.

На это мать говорит:

— А ты помнишь, пошел с ним гулять и надел ему майку вместо штанов?

Отец говорит:

— Не майку, а джемпер, и это не так уже страшно. Это не сделало сыну вреда.

Мать ему возражает:

— Не джемпер, а майку.

Отец говорит:

— Я помню, что джемпер, — и ставит меня на ноги.

— Ты вспомни-ка, — говорит ему мать.

Я трогаю лоб. У меня на лбу шишка. Я смотрю на мостовую. Там что-то блестит на асфальте. Я преспокойно иду под машину.

Шофер резко тормозит. Он кричит во все горло:

— Чей ребенок?!

Папа и мама бегут ко мне. Мы опять идем по тротуару. Папа и мама ведут меня за руки. Мать говорит отцу:

— Славка чуть не попал под машину, и это все ты виноват.

ОН ГОВОРИТ — Я ГОВОРЮ

Я написал один рассказ. Там были такие слова:

«Пер-вер-дер, обманули Дария». И больше о Дарии ни слова.

Но вот однажды приходит ко мне человек по фамилии Дарий. Он является и говорит возмущенно:

— Вы вписали меня в рассказ. Я слышал — он об идиотах? Моя фамилия там фигурирует. Надо мной все смеются. Все говорят мне: пер-вер-дер.

Я говорю:

— Вы тут совсем ни при чем. Ведь был такой царь Дарий. Вот я про него и писал.

Он говорит:

— Почему вы тогда не вписали себя? Например, пер-вер-дер — вы. Или какое-нибудь другое имя или фамилию. Я прошу изменить.

Я говорю:

— Я бы сделал это, но так лучше звучит.

Он говорит:

— А мне какое до этого дело?

Я говорю:

— Не находите ли вы, что это глупо и ваше требование дурацкое?

Он говорит:

— Нахожу, что глупо, но все равно измените.

Я ему говорю:

— Раз вы находите это глупым, не говорите мне этого.

Он со слезами на глазах говорит:

— Все равно, хоть это и глупо, но все равно вы меня оскорбили.

Я говорю ему:

— Я прошу вас не лезть в мои рассказы и в мое личное творчество.

Он говорит:

— Это вы втянули меня в рассказ, а я сам никогда бы не влез в него и не подумал бы этого сделать.

Я ему говорю:

— Надоедливый вы человек!

А он все говорит мне и говорит!

ТУДА И ОБРАТНО

Зачем ОДНО учреждение переходило в здание ДРУГОГО учреждения, а ТО учреждение переходило в здание ЭТОГО учреждения, — так никто и не понял.

И в том здании и в этом здании одинаковое количество комнат.

И тут и там по сорок дверей.

И окон одинаковое количество.

И выключателей одинаковое количество.

И этажи те же.

Оба здания с красными крышами.

Оба здания стоят рядом.

Тащили несгораемые шкафы и шкафы простые. Выкручивали, вкручивали лампочки.

Тащили столы и стулья. Тащили туда и обратно.

И перетащили.

Было:

В ОДНОМ здании с красной крышей ОДНО учреждение. В ДРУГОМ здании с красной крышей ДРУГОЕ учреждение.

Стало:

В ДРУГОМ здании с красной крышей ОДНО учреждение. В ОДНОМ здании с красной крышей ДРУГОЕ учреждение.

То есть наоборот.

В ДРУГОМ здании с красной крышей ДРУГОЕ учреждение.

В ОДНОМ здании с красной крышей ОДНО учреждение. То есть:

В ОДНОМ — ДРУГОЕ.

В ДРУГОМ — ОДНО.

То есть:

В ОДНОМ — ОДНО.

В ДРУГОМ — ДРУГОЕ.

То есть:

ОДНО учреждение перешло в здание ДРУГОГО учреждения. А ТО учреждение перешло и здание ЭТОГО учреждения.

А зачем — непонятно!

ЭНЕРГИЯ И ТЕМПЕРАМЕНТ

Я знал его лично.

Он собирал автографы знаменитых людей. Он с ног сбивался в погоне за ними, а я диву давался его энергии и темпераменту.

Не раз задумывался я над тем, какая сила толкает его на эту тяжелую деятельность, — он спать не мог, если ему не давали автограф, и так страдал, будто бы обманулся в любви.

Он ловил у подъездов гостиниц известных спортсменов, артистов, разыскивал адреса ученых, писателей, передовиков производства — вообще всех, кто чем-либо прославился.

И он бывал так горд и счастлив, словно сам становился великим или сделал что-либо такое, чем действительно можно гордиться.

Как-то он показал мне автограф какого-то скрипача. Он сказал:

— Мне привалило счастье, — и показал мне такие каракули, какие мог сделать только ребенок.

Эта роспись была сделана на клочке бумаги, и мне так понравилась эта роспись, что я сказал ему:

— Эх, и дурак же ты, братец!

Он так обиделся на меня за это, что не разговаривал со мной год. Но через год мы опять помирились, и он показал мне столько листков с подписями, открыток, карточек, книжек, что я невольно пришел в удивленье, как он мог столько всего собрать.

Я даже сказал ему:

— Это здорово, черт возьми!

Он обнял меня от души.

НЕ ДАВАЙТЕ РЕБЕНКУ КУШАТЬ ИЗВЕСТКУ