Избранные эссе

А потом, – как наверняка казалось, совершенно внезапно, – все драконы взяли и склеили лапы. Примерно тогда, когда я родился, во время «революции» в сексуальности, в шестидесятых. НФ-развитие профилактики и противовенерического лечения, феминизм как политическая сила, телевидение как институт, подъем молодежной культуры с ее игрой гормонов в искусстве и музыке, гражданские права, бунт как мода, раскрепощающие наркотики, моральная кастрация церквей и цензоров. Бикини, мини-юбки. «Свободная любовь». Ворота замка не просто распахнули, а снесли с петель. Секс наконец стал необузданным, свободным от упреков, просто очередным аппетитом – будничным. Большую часть революции я провел без зубов и с недержанием, но она наверняка казалось мгновенным раем. Какое-то время.

До большой вечеринки революции я не дорос, но в полной мере прочувствовал дальнейшее похмелье – эротическую немощь семидесятых, когда секс, лишенный основной части своей цены и последствий, достиг в культуре какой-то точки насыщения: свингующие парочки и «мясные» бары, джакузи и ЭСТ-тренинги[463], гинекологические развороты «Хастлера», «Ангелы Чарли», герпес, детское порно, кольца настроения, подростковая беременность, «Plato's Retreat»[464], диско. Я очень хорошо помню «В поисках мистера Гудбара»[465] – этот мрачный рассказ о пустоте и ненависти к себе, которые вызвало десятилетие разнузданного будничного секса. Оглядываясь назад, я понимаю, что достиг сексуального созревания в культуре, которая начала скучать по тем самым драконам, чья смерть вроде бы ее освободила.

Если я хоть в чем-то прав, то будничные рыцари моего собственного унылого поколения вполне могут считать СПИД благословением – даром, может, преподнесенным природой для восстановления какого-то критического равновесия, а может, вызванным подсознательно из-за коллективного эротического отчаяния от постшестидесятнического обжорства. Потому что дракон вернулся облаченным в пламя, на которое нельзя закрыть глаза.

Только без обид. Никто не говорит, будто смертельная эпидемия – это добро. В природе не бывает ни добра, ни зла. Природа просто есть; добро или зло – это только различные выборы человека перед ее лицом. Но наша собственная история показывает, что – по какой бы то ни было причине – эротически заряженное человеческое существование требует для страсти препятствий, для выбора – цену. Что сотни тысяч человек, в мучениях умирающих от СПИДа, кажутся беспощадной и неоправданной ценой за новое эротическое препятствие. Но цена не так уж заметно неоправданней, чем миллионы умерших от сифилиса, непрофессиональных абортов и «преступлений страсти», и не так уж заметно беспощаднее, чем сломанные жизни из-за «падения», «блуда», «греха», «незаконных детей» или бессмысленного религиозного кодекса в браке без любви и уважения. По крайней мере мне – не заметно.

Придется столкнуться с новым драконом. Но столкнуться с драконом не значит наехать на него без оружия и оскорбить его мамку. И эротический заряд опасности секса из-за ВИЧ не значит, что можно продолжать спортивно трахаться во имя «отваги» или романтической «воли». На самом деле дар СПИДа – в громком напоминании, что в сексе нет ничего будничного. Это дар, потому что сила и смысл человеческой сексуальности растут с нашим признанием ее серьезности. Вот что с самого начала «плохо» в будничном сексе: секс не может быть плохим, но не может быть и будничным.

Наше понимание того, чем может быть секс, начинается с добросовестного предохранения в знак любви к нам самим и нашим партнерам. Но начинает закрепляться и более глубокое, более смелое понимание, с каким именно драконом мы теперь столкнулись, и оно повышает эротическое напряжение современной жизни, а не несет армагеддон. Благодаря СПИДу мы расширяем наше воображение в плане того, что может быть «сексуальным». В глубине души мы все знаем, что реальное очарование сексуальности связано со сношениями так же, как привлекательность еды – с метаболическим сгоранием. Как бы затаскано это ни звучало (раньше), реальная сексуальность – это попытка связаться друг с другом, возвести мосты над пропастью между нами. Сексуальность, в конце концов, это воображение. Благодаря тому, что некоторые смелые люди признали, что СПИД – это факт жизни, мы все начинаем осознавать, что высокозаряженный секс может пребывать во всем том, что мы забыли или чем пренебрегали: в негенитальных проникновениях, в соприкосновении по телефону или по почте, в нюансах разговора, в выражении лица, в осанке, в особом давлении при рукопожатии. Секс может быть везде, где есть мы, – всегда. Нужно только реально столкнуться с драконом, не поддаваясь ни истерическому ужасу, ни детскому отрицанию. И взамен дракон поможет нам заново познать, что такое истинная сексуальность. Это не что-то там пустяковое или необязательное. Огонь убивает, но и без него мы не можем. Главное – как обретается огонь. Уважать надо не только других людей.