Избранные эссе. Пушкин, Достоевский, Цветаева

Это – Петр Первый. Когда мы хотим во что бы то ни стало определить Божью грозу, отнести ее по тому или иному человеческому ведомству, мы рискуем уподобиться Сальери, вычислившему за Бога, где правда, где ложь, и за Бога совершившему свой «правый» суд.

Петр в «Полтаве», Петр в «Медном Всаднике» и ужасен, и прекрасен одновременно, как ужасна и прекрасна песня Вальсингама («Пир во время чумы»). В ней рокочет бездна. Но ведь в этой бездне, в этой пустыне мрачной, по которой влачился Пушкин, томимый духовной жаждой, сверкнули ему крыла серафима. И разве встреча с серафимом не ужасна по-своему? Сколько бы людей бросилось бежать от пылающего вестника, который вырывает язык и кровавой десницей вкладывает в уста другой, рассекает грудь мечом и оставляет человека трупом лежать в пустыне.

Встреча с божеством страшна. Сказал Господь: «…человек не может увидеть Меня и остаться в живых» (Исход, 33:20). В нем умрет то, что смертно. И пробудится к новой жизни его бессмертная суть. «Восстань, пророк, и виждь, и внемли!»

Шестое чувство – чувство крыльев духовных, чувство бессмертия, живущее внутри смертного человека. Оно таинственно и неопределенно. Надо решиться на эту неведомость, надо шагнуть в бездну, поверив шестому чувству больше, чем всем остальным, испытанным пяти.

Человек смертен, – говорят пять надежных и вполне определенных чувств.

Человек бессмертен, – поет шестое, совершенно неопределенное, совершенно ненадежное, ничем извне не подтвержденное. Тот, кто поверит этому шестому, этому внутреннейшему, бросается в бездну, идет навстречу смерти – и, может быть, навстречу бессмертию. Ощущение бессмертия может прийти только после смерти всего смертного. Бессмертен феникс, восстающий из пепла. Но сперва – огонь, смерть. И это всерьез. Можно и не восстать из пепла, не выплыть, можно не преобразиться, а захлебнуться, потонуть в стихии – сгинуть.

Отчего это зависит? От собственного Духа. Стихия бесконечно больше нашего рассудка. Но не нашего Духа, который один и тот же и в стихии, и в нас. Тот самый голос из бури, который слышен только внутренним слухом, звучит только внутри.

Стихия есть момент жизни и становления духа, момент его бесформенного, незавершенного существования. В ритме стихий прослеживается путь Духа. Прекрасно пройти вместе с Духом сквозь стихию. Ужасно застрять в стихии, покориться ее инерции и стать камнем на пути Духа.

Собственно стихия есть материал, глина. Ваятель – Дух. Схватка Духа со стихией – это схватка Творца с непокорным Ему материалом.

Это и есть творчество. Избегать такой схватки значит избегать творчества. Истинный Творец знает, что творческая схватка священна. Но он именно схватывается со стихией, скрещивается, соединяется – и возникает нечто новое, третье – воплотившийся Дух. Одухотворенная плоть. Творчество и есть воплощение Духа и одухотворение стихии.

Творчество часто начинается с перекроя, разрушения отживших форм. Но не дай Бог допустить до разрушения Духа, до разрушения живых форм, в которых Дух дышит. Не дай Бог быть захваченным инерцией разрушения.

«Иди за мной и предоставь мертвым погребать своих мертвецов» (Матфей, 8:22), – то есть за вечно живым, отряхнув прах; но «не убий». Не разрушь живое!

Можно идти или стоять, в зависимости от того, движется или утверждается сейчас, в этот миг Дух живой. Дух может жить и в буре, и в тишине. Дух – в буре, когда она разрушает отжившее; Дух – против бури, когда она разрушает живое. Словом, покой или движение сами по себе ничего не значат. Важно быть в покое или в движении вместе с Духом, а не в инерции покоя или в инерции движения без Духа, против Духа.

Встреча с серафимом – высший миг творчества. Меч серафима – духовный меч, отсекающий все бренное, все инерционное. Меч, отделяющий внутреннее – вечное – от внешнего, бренного. Покорность этому мечу есть покорность глины Духу. Наш собственный Дух должен пойти навстречу Духу Божьему, против непокорной, слежавшейся, инерционной глины. Творящий Дух по сути ближе нам, чем мы сами себе, – чем наша собственная стихия, наши страсти. Дух этот больше «Я», чем я сам. Истинный ваятель сотрудничает с творящим Духом и дает Ему месить и лепить себя – глину. Но глина может не даться в руки. Схватка может кончиться победой материала над ваятелем. Тогда гибель. В лучшем случае – физическая. В худшем – духовная.

Гибель духовная наступает тогда, когда Дух захлебывается в инерции разрушения; или тогда, когда он упорствует в инерции сотворенной формы против творящего Духа. Когда он не дает Творцу разрушить свое затвердевшее тварное «я». Вечность отдельности, ограниченности – это абсурд, стремление к нему – противостояние началу, сотворившему тебя. Вечен только Творец. Тварь, желающая быть вечной без преображения, без причастия Творцу, становится демонической.