Но те, выпавшие из земного гнезда, не кричать не могут. О том, что им открылось, нельзя сказать умеренными словами. Держаться в рамках и берегах – немыслимо. Душа почувствовала свою собственную безбрежность и устремилась к ней. А путь к ней так труден! Как жить «с этой безмерностью в мире мер!»
Люди чаще всего знать не хотят о своей безмерности. Она им мешает. Не умещается ни в какие дома, грозит снести стены.
Приходится выбирать между стенами, домом – и огромностью души. Душа – счастье – полнота жизни – за окнами. Но как жить за окнами? И ведь «надо же хоть кому-нибудь счастья в доме и счастья в дом»?[56]
Надо ли срываться с места по зову души? И можно ли не срываться? И чего вообще надо и не надо? Безмерность сотрясает старые устои, а новые неведомы. И есть ли вообще эти новые устои?
Человек, почувствовавший свою безмерность, то бесконечно, не-представимо счастлив и как бы улетает на небо; то бесконечно, не-представимо несчастлив, и вся земля (целая гора) лежит надгробием на его живой душе. Ему на земле невозможно. Он хочет – с земли. «Не жить, умереть!»
Установить отношения между двумя своими «я», – значит заключить мистический брак со своей безмерной душой. Тому, кто полюбил Безмерность, кто призван Ею, надо добиться Ее взаимности. Первый шаг к этому – отталкивание от прежних взаимностей с миром, с вещами, разрушение прежних границ. «Он тот, кто смешивает карты» («Поэт – издалека заводит речь…»). И через эту полную разъятость, полную дисгармонию пробиться к гармонии высшей, космической, к чувству единства со всем миром, чувству Всецелости.
Деревья гармоничны, тихи. И душе так хорошо с ними, с этими тишайшими!.. Душа любит их тишину, но она сама еще не тиха. Ее тишина притаилась там, на звездах, и здесь, в безлюдном лесу. Может быть, совсем рядом, но не внутри, находится эта тишина и гармония. Душа тоскует по гармонии, но она еще не гармонична. Ее высшее «я» гармонично. Но оно – за окнами. Она его видит
, рвется к нему – и не достигает.Разлука с самой собой, разъятость на части. И нет земных сравнений ни для ее восторга и любви, ни для тоски.
Эти слова принадлежат суфию Ибн аль-Фариду. Так начинается поэма «Путь странника», путь Духа, раненного Безмерностью и ищущего слияния с ней.
Те же громоздящиеся, как горы, метафоры, та же неумещаемость ни в какие пределы, та же цветаевская грандиозность – и абсолютная подлинность чувств…
В этой грандиозности неуютно, даже страшно. Но как иначе перейти через пропасть – от гармонии уютного дома к гармонии Космоса? Можно ли ступить из окна на небо и сразу очутиться на другой звезде? Можно ли из маленького уравновешенного внутреннего мирка вступить в духовный космос, минуя хаос, разъятость, бездну?
Те, кто пришли к космическому строю, чаще всего скрывали от нас ужасы своего пути. Но через эти ужасы прошли, так или иначе, все, в том числе и святые. Ибо что такое легион бесов, который вился вокруг них? Страшный Дух, искушавший даже самого Христа в пустыне?.. И о каком кошмаре богооставленности говорит нам смиреннейший схимник Силуан!..[58]
Душа призвана своим великим «я». Оно уже появилось, взошло на духовном горизонте. И – скрылось. Это подобно солнечному затмению. Это близко к ощущению конца мира. Что нужно сделать, чтобы оно вернулось и не уходило? Что требуется от этого малого «я»? Что-то огромное. Может быть, непосильное. Нельзя выполнить и нельзя не выполнить. Скрыться от этих высочайших требований – значит спрятаться от себя самого. Куда? В черную утробу кита, как пророк Иона, бежавший от своего призвания? Во тьму небытия? – «Не жить – умереть!?»
Они могут биться головой об стену и проклинать Того, Кто потребовал от них столь многого, – все равно ничего не поможет этим Иовам. Сколько б они ни метались, сколько бы ни вопрошали: «за что?»! – нет такой беды, которая бы их миновала.