Избранные киносценарии, 1949–1950 гг.

— Я очень рад, господа, видеть вас у себя, но мы едем в угольную гавань, и я боюсь, что это несколько неподходящее место для вас.

Входит чиновник. Подчеркнуто сухо говорит он Павлову:

— Я был вынужден снестись с государственным департаментом.

П а в л о в (добродушно улыбаясь). Очень сожалею, что был вынужден утруждать вас.

Капитан, изнемогая от ожидания и вежливостей, шепчет яростно чиновнику.

— И что ж вам, наконец, ответили? У меня срывается рейс.

Ч и н о в н и к (кисло). О’кей, все в порядке.

Капитан, облегченно вздохнув, снимает фуражку и вытирает капли пота, выступившие на лбу.

Павлов, вдруг взявшись рукой за правый бок, с трудом идет к креслу.

В л а д и м и р (испуганно). Что с тобой?

Непрерывным потоком проходят на экране заголовки американских газет:

«Лекция Павлова в Рокфеллеровском институте».

«Английский консул отказал в визе Павлову».

«Опасные идеи Павлова».

«Почетный доктор Кембриджа — большевистский эмиссар».

«Старейший американский физиолог Торндайк приветствует Павлова».

«Рефлексы в Нью-Йорке».

Зал американского научного конгресса. Полосы и звезды государственного флага. Худое лицо Линкольна смотрит вниз, с высоты портрета, на аплодирующий зал.

На трибуне конгресса Павлов.

П а в л о в. Итак, повторяю (выбросив вперед характерным Павловским жестом руки, он кладет на трибуну два своих сжатых, утверждающих кулака), безусловный рефлекс врожден. Уколешь палец — отдернешь. От сильного света зажмуришься и так далее. Наряду с этими врожденными рефлексами существуют другие. Мы их назвали условными, потому что они вырабатываются животными в зависимости от условий жизни. Выработанный животными жизненно важный условный рефлекс может закрепиться в ряде последующих поколений, если, конечно, условия жизни сохраняются те же. Эта прекрасная возможность передавать потомству новые приобретенные качества уничтожает представление о косной наследственности. Наследственность обогащается, делается подвижной. Мозг животного совершенствуется, вырабатываются все более сложные условные рефлексы, лежащие в основе всей так называемой душевной деятельности животных.

Сотни напряженных лиц обращены к Павлову. У иных иронические, враждебные улыбки.

Павлов на трибуне продолжает доклад:

— Открытые нами общие законы деятельности мозга объясняют нам также процессы, происходящие в мозгу человека. И это разрешает нам перебросить мост из лаборатории в клинику и по-новому, плодотворно лечить так называемые…

В президиуме мы замечаем лицо Боингтона — того самого английского ученого, который когда-то в Кембридже предпочел промолчать на вопрос Павлова. Дальше, рядом с ним, сидит американский физиолог Морган, он чуть покачивается на своем стуле и не спускает пристального и враждебного взгляда с Павлова.

Г о л о с  П а в л о в а. …неизлечимые душевные болезни.

Это последнее утверждение Павлова зал встречает громом аплодисментов. Туча фоторепортеров окружает трибуну. Вспышки магния.

Павлов, отмахиваясь от наседающих фотографов, бросает в зал:

— Психология не может быть наукой, не опираясь на точность наших физиологических данных.

И когда стихают аплодисменты зала, реакционная часть конгресса начинает атаку на Павлова, перемежая льстивые похвалы с язвительными укусами.

У ч е н ы й-м о р г а н и с т. Я, я восхищен вашим докладом, мистер Павлов. Но я не могу понять, как можно утверждать законы, которые являются общими для человека, каракатицы и пса?

П а в л о в. Сама жизнь есть общий закон для всего живого. Но только человек бессмертен на земле, — в своих делах, в человечестве!

Павлов парирует мгновенно и точно, и зал снова разражается аплодисментами.

В одной из лож конгресса встает Хикс:

— Человечество? Простите, но это пустое понятие, мистер Павлов.

Внизу у ложи стоит Петрищев. «Их превосходительство» сильно поотощал на американских хлебах. Сейчас, слушая реплику Хикса, он подобострастно кивает изрядно облысевшей головой.

Х и к с. Человечества нет. Есть расы, нации, люди. Негр никогда не станет янки.

Это последнее утверждение Хикса — прямой выпад фашиствующей части конгресса. Недаром ему аплодируют гости из «Американского легиона», сидящие в одной из лож.

П а в л о в (брезгливо разводя руками). Это просто вздор. Никакой принципиальной разницы между ними я не вижу. Да что я? В нашей стране вам это объяснит любой школьник.

Язвительная реплика одного из английских делегатов:

— Простите, мистер Павлов, но по-вашему выходит, что нет никакой разницы между английским королем и шахтером?

Павлов на секунду поворачивает голову в сторону англичанина и, усмехнувшись, отвечает:

— Э, нет! Здесь есть… — он делает паузу и, улыбнувшись, оглядывает притихший зал, — один из них приносит пользу!

Грохот аплодисментов и смех большей части зала. Англичанин сконфуженно усаживается на место.

И тогда из-за стола президиума встает Морган: