Вот и улица, ведущая к институту. Она сейчас изрыта. Выкорчеваны шпалы. Часть улицы мостят. На остальной снимают рельсы. Павлов подходит к группе рабочих.
П а в л о в. Позвольте узнать, с какой это целью?
Р а б о ч и й. Вы о чем, гражданин?
П а в л о в. Об этом.
Р а б о ч и й. Снимают, — значит, надо.
П а в л о в. Кому-то пришла фантазия, и пожалуйте. Этот маршрут мне необходим.
Подоспевший Семенов подходит к ним.
Р а б о ч и й
Ошеломленный, растерянный Павлов смотрит на рабочего. И великий ученый опускает вдруг голову. Когда он снова поднимает ее, мы видим слезы на его глазах. Он протягивает руки:
— Спасибо! Спасибо!
Встряхивает руку изумленного рабочего в крепком пожатье. Взглянув на Семенова, протирает очки.
— И не стыжусь! Не стыжусь!
Надев очки, он шагает к институту.
Сияющий, идет он институтским садом и вдруг, охнув, чуть не сгибается пополам. С трудом доходит до лавочки, садится. Сидит побледневший, держась рукой за правый бок.
С е м е н о в
П а в л о в
Сидит потухший, с застывшей гримасой на лице. И какая-то растерянность в глазах. Никогда еще мы не видели таким Павлова. Перевел, наконец, дыхание, смотрит куда-то в одну видимую ему точку. Шепчет про себя:
— Боюсь…
Встревоженное, недоумевающее лицо Семенова. Павлов придвигается к нему поближе, шепчет:
— Вам только могу сказать. Смерти боюсь.
С е м е н о в. Да что вы, Иван Петрович!.. Вы нас всех переживете.
П а в л о в. А вы не утешайте. Ишь ты, как маленького. Не за себя боюсь. Ведь нужен я. Теперь знаю… Да и самое интересное впереди. А тут вот какая-нибудь дурацкая печень…
И он стукнул кулаком по лавке.
Павлов дома. Он сидит у стола, держа грелку. Группа врачей перед ним. Среди них Варвара Антоновна и Семенов.
1-й в р а ч. Мы все сошлись в одном мнении.
2-й в р а ч
3-й в р а ч. Ну что ж, нужен режимчик. Ничего не поделаешь, Иван Петрович. Поменьше движений, диэта. Хорошо бы Карлсбад.
П а в л о в
Он заявляет это так, точно решает некий абстрактный случай, а не свою собственную судьбу.
Пауза. Волнение и даже испуг на лицах врачей.
1-й в р а ч. Да что вы, Иван Петрович?
2-й в р а ч. Ни в коем случае.
П а в л о в
Снова пауза. Молчание нарушает, наконец, Семенов:
— Я всегда уважал мужество, но в данном случае… И потом, как-то надо сообщить правительству.
П а в л о в. Вы что ж из меня государственную собственность уже сделали, а? Ну-с, господа, так кто же все-таки будет меня оперировать? Это уж вы решайте сами.
Хирурги, переглянувшись, молчат. Шутка ли сказать — оперировать Павлова?! Павлов сидит в кресле и ждет. Выбивает какой-то марш на столе.
Х и р у р г. Вы просили моего совета. Операция, конечно, вещь радикальная, но в данном случае играет роль и…
П а в л о в
Хирурги совещаются вполголоса. И вот, кажется, один из них нашел выход:
— Сейчас идет хирургический съезд, Иван Петрович. Здесь лучшие хирурги мира. В частности, Фром.
Павлов, вскочив, швыряет куда-то грелку:
— Что? Как вам не стыдно! Ниоткуда не ясно, что немецкие хирурги лучше наших, и немцу я себя не дам резать. Принципиально! Мне просто стыдно за вас, господа советские хирурги. Как же так? Знакомство мешает?
Тот, несколько растерянный, встает.
П а в л о в. Вы, кажется, господин Мартынов?
М а р т ы н о в. Да.
П а в л о в. Ну вот и превосходно! Вы и будете меня оперировать, коллега.
Мартынов садится, вытирая проступившие капли пота на лбу.
П а в л о в
Больничная палата. Огромный букет цветов на столе у постели Павлова. Он один в палате. Столик, цветы, потоки солнечного света, льющиеся в окно, — вот и все, что есть в палате.
Павлов в очках читает объемистую рукопись. Делает в ней пометки. Задумчивое и радостное лицо Павлова.
Входит Забелин. Павлов приподымается на постели.
П а в л о в. Лев Захарыч! Наконец-то!
З а б е л и н. Ну как? Когда операция?