П а в л о в
К и р о в. Народ вам их дает от всего сердца и с уверенностью, что вы работаете для его счастья.
П а в л о в
К и р о в. Именно так, Иван Петрович, а иначе нам и цена была бы грош.
Они стоят перед вольером обезьян. Там Рафаэль перед грудой палок. Ящик с отверстием. Рафаэль сует туда палки, но они велики по диаметру. Секунду Рафаэль размышляет, почесываясь и отвесив нижнюю губу. Наконец, выбрав самую тонкую палку, он сует ее в отверстие. Ящик открывается. Издав восторженное урчание, Рафаэль хватает яблоко, находившееся на дне.
К и р о в. А ведь страшновато, пожалуй. Похож ведь родственник.
П а в л о в. Да. Но вот речи у них нет. Специально наблюдаю. Именно слово, эта вторая сигнальная система, кладет между нами резкую грань.
К и р о в. А вам не кажется, Иван Петрович, что речь все-таки это уже второй признак.
П а в л о в
К и р о в. Речь, видимо, родилась в труде и, следовательно, труд принципиально отделяет нас от животных.
П а в л о в. Что же, верная мысль.
К и р о в
П а в л о в. Может быть, вы заодно и списочек мне составите, рекомендательный для самообразования?
К и р о в
П а в л о в
К и р о в. За весь ваш характер борца.
П а в л о в
К и р о в. Да, да. За бесстрашие ума, за веру в человека, за страстное желание сделать его счастливым.
Они сидят сейчас на крытой веранде лаборатории, и, опершись на свою палку, Павлов внимательно слушает Кирова.
К и р о в. Ведь тысячелетия человечество искало путь к справедливости, и теперь мы нашли его. Это — коммунизм. И ведь нет другого пути, Иван Петрович. Нет.
П а в л о в
К и р о в. И на этом пути, Иван Петрович, наука — это могучий рычаг в руках советского человека. Да вот сейчас ваши земляки, рязанские колхозники, вывозят на поля удобрения из Хибин. А мичуринские сады наступают на Заполярье. В Средней Азии запланировано море. И оно будет.
Павлов, улыбаясь, оглядывает Кирова:
— А вы ведь в некотором роде мечтатель… Гм… Политик и мечтатель…
К и р о в. А как же иначе, Иван Петрович? Мечта у нас — первый вариант плана. А разве вы вот не мечтаете в своей науке?
П а в л о в. Признаться, мечтаю. И вы знаете о чем? О невероятных вещах. Мы установили, что мозг тесно связан со всей жизнью организма. И мы будем лечить все болезни, воздействуя на них через кору, через нервы. Мы властно вмешаемся в природу. Мы заставим отступить старость и продлим жизнь человека. А вот когда — не скажу.
Наступает пауза. Они сидят молча, точно ощущая это неожиданное и быстрое их сближение. Павлов внимательно и любовно оглядывает Кирова и вдруг неожиданно обращается к нему.
П а в л о в. Да, но ведь вы все еще в сапогах ходите, в военной гимнастерке. А?
К и р о в. Солдатская привычка, Иван Петрович. Воевал много.
Секунду Киров молчит, как бы вглядываясь в эти грядущие бои за коммунизм. Молчит и Павлов.
К и р о в. Вы едете в Италию?
П а в л о в. Да, да. В Рим, на конгресс физиологов.
К и р о в
П а в л о в. Что вы говорите?
К и р о в. И предложил Ленинград. И город, говорит, хорош, и основания, мне кажется, у нас, у Советского Союза есть.
Киров встает, поднимается и Павлов.
К и р о в. Я прошу вас, Иван Петрович, от имени советского правительства пригласить делегатов конгресса в Италии в следующий раз собраться у нас.
П а в л о в
Бесконечная вереница машин с делегатами XV конгресса физиологов движется августовским солнечным Ленинградом. Толпы людей выстроились по пути следования делегатов. Аплодируют, бросают цветы. Проезд ученых превращается в триумф науки, в народное торжество.