Все смеются.
С т а л и н
Командующие вынимают из портфелей карты фронтов. Штеменко раскладывает карту перед товарищем Сталиным.
С т а л и н. Первый Белорусский наносит удар непосредственно по Берлину. Первый Украинский наносит его слева, с выходом основных сил севернее Лейпцига и Дрездена, и должен быть готов к борьбе за Берлин, в случае необходимости. Второй Белорусский сменит правофланговые армии товарища Жукова и начнет наступление на Штеттин-Ростокском направлении, обеспечивая удар на Берлин с севера. Каковы ваши планы и предложения?
Первым докладывает маршал Жуков. Он развернул карту своего фронта и склонился над ней:
— Мой фронт растянут до моря. Если товарищ Рокоссовский сменит войска моего правого фланга, чтобы я усилил центр, то я смогу быть готовым к шестнадцатому апреля.
С т а л и н. Ни в чем не нуждаетесь?
Ж у к о в. Хорошо бы, конечно, усилить меня артиллерией. Я считаю, что если бы удалось создать плотность артогня в двести двадцать стволов на километр фронта, это бы сильно помогло, товарищ Сталин.
Товарищ Сталин неторопливо вынимает записную книжечку.
С т а л и н. Не двести двадцать стволов вам нужно на километр, а по крайней мере двести восемьдесят. И танков берите как можно больше. Все равно скоро их будем на плуги перековывать.
Ж у к о в. Так точно, товарищ Сталин, буду готов.
С т а л и н
М и к о я н. Надо сказать, что здоровую нахлобучку устроили они фашистам.
Б у л г а н и н. Блестяще было выполнено задание товарища Сталина.
С т а л и н
Р о к о с с о в с к и й. Войска моего фронта, товарищ Сталин, перегруппировываются у Данцига. Значит, мне предстоит все свои силы перебросить на Одер.
С т а л и н. Главное — уложиться в сроки, которые нам дает обстановка.
Р о к о с с о в с к и й. Сделаю все, чтобы быть готовым к шестнадцатому апреля.
С т а л и н
Ж у к о в. Армиями Берзарина, Кузнецова, Чуйкова, танками Катукова и Богданова.
С т а л и н. Да, эти хорошо сражаются, они справятся.
К о н е в. Я только что закончил Оппельнскую операцию, товарищ Сталин. У меня третья танковая армия понесла потери, укомплектовывается, и вообще мои основные силы на левом фланге. Мне предстоит их перегруппировать вправо. Одного боюсь, что раньше двадцать пятого апреля не буду готов.
С т а л и н. Это поздно. Уплотните свои сроки. Может быть, вам подбросить из Балтики две-три армии.
К о н е в. Не успеют подойти, товарищ Сталин. Придется действовать наличными силами.
С т а л и н. Учтите, что вам придется впоследствии работать и в Пражском направлении.
К о н е в. Понимаю, товарищ Сталин.
С т а л и н. Итак, к шестнадцатому? Готовьтесь, товарищи, к последнему сражению. Пора кончать войну, пора!
Командующие прощаются и уходят.
С т а л и н
На фоне вечернего неба — силуэты самоходок.
Бойцы Иванов, Зайченко, Юсупов, Кантария и Егоров в окопах. Зайченко, смеясь, продолжает рассказывать:
— И вы знаете, хлопцы, який у мене голос был, а? Свежий, чистый, мене ж с завода в консерваторию учиться посылали. Не эта б война проклята, так я, может, в Большом театре выступав.
Все бойцы смеются, Егоров говорит:
— Слыхал, Юсуп?
— Алеша, Алеша, ну скажи им, ну чего они смеются! — обращается за поддержкой Зайченко.
— Чего мы стоим? Шли, шли и вот стали у Одера, — подходя к брустверу и, глядя на запад, с горечью говорит Иванов.
— Вперед спешит, Наташа у него в плену, в Германии, — объясняет Зайченко товарищам и, обращаясь к Алеше, продолжает: — Алеша, может, она еще жива.
— Если бы Наташа жива была… — вздыхает Иванов.
— А знаете, хлопцы, с чего у меня голос пропал? — продолжает Зайченко. — На нервной почве…
Все кругом смеются. Иванов вопросительно произносит:
— Чего стоим?
— А вы не смейтесь, хлопцы. Вы это зря смеетесь. Вот мы в Берлин придем, там у меня голос прорежется. Я вам всем там на рейхстаге заспиваю. Алеша, помнишь? — И Зайченко начинает петь:
Его песня постепенно переходит в симфоническую музыку.