Избранные киносценарии, 1949–1950 гг.

Попытка германской армии перейти в наступление на Курском направлении закончилась для нее плачевно. Красная Армия перешла в контрнаступление по всему фронту и освободила значительную часть временно захваченных немцами советских территорий.

Иванов, Зайченко и Юсупов с автоматами в руках бегут по горящей, заваленной обломками зданий улице. Немцы стреляют по ним из укрытий, идет бой за разрушенный город, в котором до войны жили Иванов и Зайченко. Все вокруг сожжено, изуродовано.

— Вот это наш клуб, здесь я увидел ее в первый раз, — говорит Алексей, останавливаясь у развалин. — А там наша школа, наташина школа… одни развалины…

Бойцы огибают угол здания и наскакивают на фашистского офицера, наблюдающего в бинокль за боем.

Узбек подкатывается ему под ноги, а Иванов, схватив его, взваливает себе на плечи. Они бегут дворами и садиками.

— Хороший «язык» взяли, — с удовольствием восклицает Юсупов, — штабной «язык»! Дорогу не потерял?

— Я тут и слепой вывернусь. Свои места, — говорит Иванов, задыхаясь под тяжелой ношей.

Вдруг он останавливается.

— Ну-ка, Юсуп, посторожи его, — глухо произносит он и в ужасе разглядывает пепелище, на котором они находятся.

Тем временем Юсупов деловито обыскивает, обезоруживает и связывает пленного.

Юсупов торопит Алексея:

— Пойдем, дорогой, пойдем.

— Юсуп, Костя, да это наш дом, — растерянно шепчет Иванов. — Тут наша комната была… — показывает он на воронку, из которой торчат железные ножки исковерканной кровати. — Я, брат, тут родился. Эх, мама родная, моя старушка, что с тобой стало? — сквозь слезы шепчет Алексей и, опустившись на землю, щекой прислоняется к пеплу родного дома.

Немец презрительно молчит.

Узбек говорит ему:

— Это, слушай, не война… Что вы делаете? Детей убиваете, женщин убиваете — такого нигде нету. Сволочь ты, это самый верный слово будет.

— Я не сволочь, я есть офицер. История, ферштейст? История имеет закон. Дейчланд идет форвертс, вперед. Совет идет назад… назад. Вы — стара эпоха… Мы — нова эпоха, жизнь…

Алексей Иванов поднимает Лицо с земли, оно серо от пепла и слез.

— Это кто сказал?

— Адольф Гитлер, фюрер.

— Ага, он так сказал? Добре…

Узбек, нервничая, срывает с плеча автомат и направляет его на офицера:

— Как свинья умирать будешь! Ей-богу, клятва даю: ни один живой фриц не оставлю!.. Сюда стать!

Алексей останавливает Юсупова:

— Нет, милый, мы его не убьем… Мы ему такую казнь придумаем… Ты сам откуда? — спрашивает он офицера.

— Берлин. Унтер ден Линден.

— Ага, добро!.. Вот я как приду на твой Унтер ден Линден, кисель из твоего дома сделаю. Понял?

— В наш Берлин ни-ког-да война не будет. Ни-ког-да!

Юсупов хватает офицера.

— У-у, шайтан, шайтан, — кричит он, норовя задушить офицера.

— Погоди, Юсуп. Ты слышал, немец, что я тебе сказал? Один прах от твоего Берлина оставлю, — голос Иванова повышается до крика: — И не кричи тогда, что я жестокий, слышишь? Я добрый, я никого не трогал. Я к тебе не лез. Я добрый, но теперь ты, скотина, молчи, слова не вымолви. Ступай вперед!

Бойцы пробираются к своим. Иванов оглядывается:

— Прощай, родной дом!

Юсупов качает головой:

— Я твой политика не согласен… Если каждый фриц будем оставлять, большой себе убыток сделаем.

— Я хочу, чтобы он своими руками выстроил мне мой дом. Я хочу дожить до того, Юсуп, когда вот такая сволочь, как этот немец, сам скажет: «Да будет проклят Гитлер, что породил меня, да буду проклят и я, что породил Гитлера»…

Они идут по развалинам, среди пожаров. Уличный бой еще продолжается. Куда-то на руках волокут маленькую пушку, на перекрестке стреляет пулемет, но улицы уже заполняются народом.

Женщины бросаются к советским бойцам, обнимают Иванова, Юсупова, Зайченко, плачут у них на груди.

— Алеша! — раздается вдруг крик.

Их обступают.

— Вернулся?.. Иванов Алеша вернулся… живой.

— Нет, я еще не вернулся… Я еще иду на запад…

Он останавливается, чтобы спросить о Наташе.

— Мне ничего не скажете?

Все молчат. Только одна старуха говорит:

— Мы тебя считали погибшим, Алешенька, а ты жив… Может, и с хозяйкой твоей так же получится… Дай тебе господь счастья!

Иванов машет рукой и догоняет товарищей.

В небе мощный рокот бомбардировщиков.

Пленный фашист поднимает голову. Иванов говорит ему:

— Знаешь, куда летят? На твой Берлин, на Унтер ден Линден! Чувствуй… Мы люди не жадные — что вы нам, то и мы вам. Получите сполна!

Навстречу им движутся танки. Вся земля покрывается танками, орудиями, конницей, пехотой. В воздухе бомбардировщики, штурмовики, истребители. На экране наплывом появляется карта военных действий, на которой оживают стрелы, указывающие пути наступления советских войск, разрезающие фронт противника.

Слышен голос диктора: