Избранные новеллы

С кряхтением опустился Нарни в траву возле Ани, в тень. И вспомнил, как почти десять лет назад стоял на этом же месте, когда монтировали насос, дело было за несколько дней до того, как его призвали в армию, он уже носил форму берсальера — тридцать пять лет было тогда этому самоуверенному, безупречному, общительному мужичку, целых тридцать пять — и до ужаса наивен! Когда бы кто-нибудь уже тогда разъял его будущее как можжевеловый куст и явил взгляду эту живую картину: фигура спящей девушки, подле нее мужчина в полотняной кепке и с седыми волосами — когда бы ему объяснили: вот перед вами маркиз Нарни, который боится идти домой с ней, со своей возлюбленной, интересно, что бы он тогда ответил этому пророку?

Во рту у него все еще сохранялся вкус известковой воды, воды, которую они пьют и наверху, в замке. Вот он и снова, дым над крышами Катени суль Монте, и облако — то знамя, а то колонна над замком — старомодный, выложенный плитами очаг под гигантским темным колпаком камина, медная посуда на стенах, в подвале возле кухни — колодец, ведро которого с лязгом уходит в глубины подземелья. Он слышит, как поскрипывают балки, видит дубовый ворот, заглаженный тормозящими руками служанок, и ведро у стен цистерны, слышит, как оно звякает, — нет, он поднимает голову, это слышен дребезжащий колокол Катени. Но ведь время полуденной молитвы давно миновало?! Значит, праздник? Ну да, конечно, Вознесение Девы Марии — вечеря!.. Вот почему на улице было так много людей из Катени. Верно, патер зван в замок к обеду — у нее сегодня именины, у маркизы Марии Ассунты… Конечно же, монсеньор зван к трапезе — а может, и ее епископствующий брат пожаловал ради такого случая — может, и сама Мария Ассунта в строгой черной одежде сидит за экспрессо и рассуждает о приятии Марии на небесех. Либо отстаивает перед духовенством свой излюбленный тезис о том, что дворяне, ну и, само собой, священнослужители займут в раю места, отделенные от простого народа, «Quartieri alti»[28], как она это называет.

Взгляд Нарни, словно утомясь, то и дело соскальзывал с замка на спящую девушку. Да, маленький Антей, кипарис растет, а тебя передвигают — безвольно и бесплатно — а ты, Мария Ассунта, ты выучишь своих сыновей полнейшему самообладанию, свободному волеизъявлению истинной аристократии, божественной свободе передвижения истинно духовного человека! — но ты не знаешь — не ведаешь, Мария Ассунта, нет, Мария Ассунта, во всех твоих всевозможных корсетах ты так никогда и не узнала, например, сколько силы таится в таком медленно и тихо растущем дереве. Ты только взгляни, Мария Ассунта, вот как оно все получается… А потому отведи наконец взгляд твоих благочестивых глаз хищной птицы от этой девушки! Разве она виновата в том, что так красива? Кстати, ее зовут Аня, нашу… нашу новую бонну. Дети должны выучить немецкий язык. Аня и сама еще дитя, она умеет ладить с детьми. Ах да, совсем забыл тебе сказать: это некоторым образом наша родственница, она — приемная дочь старого Майдингера. Понятно?

Плечи Нарни вздрогнули от судорожного, беззвучного смеха. Вот так, имея своим спутником Плотина, чьи ласковые и сильные руки часто закрывали его глаза перед ужасным зрелищем и, нажав на радужку, зажигали звездопад внутреннего мира, вот так удалось ему пройти сквозь ужасы войны и плена, пока не настал день, когда перед ним возник его друг Данте и пригласил в свой джип, чтобы отвезти домой. И тогда — лишь тогда оно и началось, вмешательство в его жизнь, в его свободу, тут они напали на его след, хоть он и мнил, что уже прошел через зловонные, горящие бездны, прошел целым и невредимым, наделенный сердцем, которое сам полагал упорядоченным и спокойным.