2
Николай Алексеевич3
4
166. А. А. Александрову
<…> Ведь в этом человеке1
столько поэзии: его физическая сила, его рост, его военный вид, его жестокость и его милая иногда светская любезность, его шрам на щеке – след студенческой дуэли на эспадронах. (Один старый студент-дуэлист водил с собою очень большую собаку, которая пугала и беспокоила всех студентов; Бисмарк, тогда еще почти мальчик, подошел к нему и хладнокровно сказал: «Вы, милостивый государь, дурак!» Дрались, и он был ранен в щеку.) Как он разбил кружку об голову либерала, который грубо бранил публично правительство; как он в палате вызвал профессора Вирхова на дуэль за какую-то парламентскую дерзость (тот – на попятный двор). И при этом он хороший охотник; он любит читать Евангелие, а иногда французские романы; ходит за грибами и умеет, кажется, солить их (в России научился). Лучше многих из нас и Россию понимает. И называет все по имени: прямо говорит в Рейхстаге, что не было великих дел без огня и железа. Остряк; пьет много пива. Сам обезоружил студента, который в шестидесятых годах стрелял в него; взял дурака за шиворот и отвел в полицию.Да ведь это и есть то самое, что нужно, т. е. развитие личности, упадок и принижение которой вредны и для политики, и для поэзии одинаково, даже косвенно и для религии. <…>
Впервые опубликовано в журнале: «Богословский вестник». 1914, апрель. С. 773–777.
1
167. А. А. Александрову
<…> 2) Узнайте, что стоят сочинения Ю. Ф. Самарина1
(мне нужны богословские особенно, ну, и другие: менее всего нужны его нелюбезные мне «Окраины»2) и сочинения Конст<антина> Серг<еевича> Аксакова и напишите мне.3) Попросите Фета выслать мне (посылкой – это дешевле и вернее) «Энеиду»3
его и в особенности Шопенгауэра («Мир как воля и представление»). Мне это доставит большое удовольствие. И даже очень нужно. Пока я был цензором, он все свои переводы мне присылал, а как я подал в отставку, так и перестал. Это «практичность», и уж слишком откровенная, чтоб не сказать хуже.4) Теперь комиссия трудная! Прошлой весною еще был жив в Москве некто Николай Матвеевич Матвеев, бывший в пятидесятых годах портным. Магазин его был у Пречистенского бульвара, именно в том доме, где теперь лавка Арженикова. Я ему с 1853 г. должен 50 р<ублей>. Вообразите! Смолоду и я по идеалу и по вкусам был европеец (хам), а по действиям – русская дурацкая натура; после 30 лет стал вырабатываться наоборот, т. е. старался утвердить в себе по мере сил западную выдержку и восточные идеалы… Я перед этим бедным Матвеевым тем более грешен и виноват, что он-то поступал со мной очень благородно. Когда я студентом извинялся, что нечем ему заплатить, он, смеясь, говорил мне: «Ничего! После доктором будете, тогда будет у вас много денег, вспомните обо мне!» А я никогда не забывал этого, но ни доктором, ни консулом, ни литератором, ни помещиком, ни цензором – все-таки не платил. Теперь хочу хоть перед его смертью или перед моею сначала 25 руб<лей>, а потом и другие 25 руб<лей> отдать. Прошлой весной я напал на его след. Есть на Волхонке в подвальном этаже (на левой руке, если идти от Пречистенки к Моховой) зонтичный магазин Малаевой; года еще два тому назад он был Матвеевой; я ездил беспрестанно мимо, и сам не могу понять, что именно меня задерживало зайти; я думаю то, что никогда у меня в Москве лишних 25 руб<лей> не было, а с пустыми руками что и заходить? Когда я увидел, что фамилия на вывеске зонтичного магазина переменилась, я ужаснулся при мысли, что не только сам Матвеев, но и жена его (зонтичница) умерла… Пошел к Малаевой и там узнал, что Николай Матвеевич жив, и обрадовался. Мне дали там его адрес, который и прилагаю (Устинский мост, дом Кайсарова; бани). Теперь Вам по этой нити не то чтобы легко, а все-таки возможно будет найти его. Если он за эти 7–8 месяцев (я плохо помню, когда справлялся у Малаевой) скончался, бедный, то жене или другим наследникам отдайте и попросите их меня, грешного, великодушно простить. Пожалуйста, милый Анатолий Александрович, ради бога, утешьте меня и за это дело возьмитесь скорее. Ведь в крайности можно и через адресный стол или полицию разыскать. Прилагаю сверх 5 руб<лей> на объявление и 25 руб<лей> Матвееву, еще 5 руб<лей> Вам на извозчиков по этому делу, а может быть, и на чай придется кому-нибудь дать. Что останется – не возвращайте: пригодится на покупку книг для меня. <…>