Известно всем, что был Улисс — Итаки царьИ что сопутников его в различну тварь, Почтения к боярам не имея, Дочь Солнцева, ворожея Цирцея,Оборотила всех посредством пития, Которого не понимаю я.Напившися, сперва рассудок потеряли; Потом, переменя свой вид,Иные вдруг мычать, другие лаять стали, Иные силою копыт Прохожим угрожали, Иные всех бодали, Другие всех кусали. Один Улисс остался человек: Улисс прямой был грек, А грека не обманешь. Улисс не промах был, Обвороженного питья не пил. — Что делать станешь? Где нечего нам силой взять, Там должно кланяться, ласкать. Улисс был молод и прекрасен, Щеголеват, умен и мил лицом, А потому для женщин был опасен:Итак, другим поддел колдунью колдовством, А именно — любовной страстью. Богиня и сама, Лишась ума,Итакскому царю тем стала быть под властью. Ведь у богинь не как у нас: Что вздумают, тут было б в тот же час. Они нетерпеливы И менее людей стыдливы, — Что на сердце, того не потаят. Испившая любовный яд Итакскому царю сказала: «Люби меня... От сердца моего, Чего б душа твоя ни пожелала, Проси всего». Тем пользуясь, Улисс ей отвечает:«Коль хочешь показать мне знак любви твоей — Которых власть твоя карает,Моих сопутников переверни в людей».Цирцея говорит: «Когда есть воля их,Исполнить я твое желание готова. Поди, спроси ты сам у них — Я возвращаю им дар слова». Ей царь отдав поклон, К сопутникам, не медля, поспешает И человечества урон Поправить обещает... Лев первый с ревом возглашает, Являя гнева жар: «Оставлю ли я львиный дар Когтей, зубов ужасных, Сей страх зверей подвластных? Между зверей Я то ж, что ты между людей. Я царь, Улиссу равный, —Так буду ль мещанин в Итаке я бесславный!Оставь меня, хочу остаться вечно львом. Неси к другим свои ты враки». Съел гриб наш царь Итаки И прочь отходит со стыдом; И говорит медведю: «Тебя опять я к людям присоседю, Мой друг! Мне стыдно за тебя: Смотри, какою Оброс ты бородою; Не бреешь ты себя, Ногтей не остригаешь, Волос не завиваешь; Твой взор угрюм, суров.Каков ты прежде был и стал теперь каков...» — «Каков?.. Таков, как быть медведю надо. Тебе ль судить? Тебе ль рядить О красоте медвежья склада? Спроси медведицу о том: Пригож ли я, она то скажет, Она тебе докажет, Что с гладким ты лицом, Колико ты ни чванишься собою, — Урод передо мною. Не нравлюсь я тебе — Поди же мимо; И будь тебе вестимо,Что мне угодно ввек в медвежьей быть судьбе». В другой раз царь Итаки с носом. Отправился с таким же спросом К ослу, который до сего,Как все сопутники, был барин у него, И так его увещевает: «Хотя ты меж людей И не был грамотей, Однако же твой царь не чает, Чтоб, не любя ни прозы, ни стихов, Бежа людского просвещенья И презирая свет ученья, Любил ты лучше жить среди ослов...»— «У всякого свой вкус, а у меня ослиный, И в тот же час, как сделан я скотиной, Не ощутил премены никакой. Доволен я моей судьбиной. Поди... Простись навек со мной». Ни в ком не видя толка, Царь счастья испытать Еще хотел у волка: «Не стыдно ли жизнь волчью провождать Честному человеку И, лютым став врагом овечью веку,Прекрасным горести пастушкам приключать? Оставь леса, свирепость позабудьИ человеком ты честны́м опять пребудь». — «Честны́м?.. — Да много ль же их в вашем роде?Как был я человек, их, право, не знавал. Но, говоря с тобой в свободе, Скажи, не ешь ли ты и сам овец? А чтобы наконец Тебе ответствовать отрезом: За недостатком зуб — железом Друг другу за́ слово пронзая грудь,За честь, а иногда и за кривые толки,Ко смерти находя себе пространный путь, Не те ли же вы сами волки? Престань наш род бранить; И чтоб из двух одно избрать дурное, Так ведай: волком быть Честнее втрое...» Опять Улисс Ореха не разгрыз. Потом к каким животным ни совался,Они животными, а он Улисс остался.<1783>