Испуган Заяц и дрожит,И из кустарника к болоту он бежит. Тревожатся Лягушки, Едва осталися в них душки, И становятся в строй.Великий, думают, явился к ним герой.Трусливый Заяц их хотя не побеждает, Однако досаждает: «Я трус,Однако без войны я дал лягушкам туз».Кто подлым родился, пред низкими гордится,А пред высокими он, ползая, не рдится.Около 1760 (?)
Осел, одетый в кожу львову, Надев обнову, Гордиться сталИ, будто Геркулес, под оною блистал.Да как сокровищи такие собирают?Мне сказано: и львы, как кошки, умирают И кожи с них сдирают. Когда преставится свирепый лев, Не страшен левий зев И гнев;А против смерти нет на свете обороны.Лишь только не такой по смерти львам обряд: Нас черви, как умрем, ядят, А львов ядят вороны.Каков стал горд Осел, на что о том болтать? Легохонько то можно испытать, Когда мы взглянем На мужика И почитати станем Мы в нем откупщика,Который продавал подовые на рынке Или у кабака, И после в скрынкеБогатства у него великая река,Или, ясняй сказать, и Волга и Ока, Который всем теснят бока И плавает, как муха в крынке, В пространном море молока;Или когда в чести увидишь дурака, Или в чину урода Из сама подла рода,Которого пахать произвела природа. Ворчал, Мичал, Рычал, Кричал, На всех сердился, —Великий Александр толико не гордился. Таков стал наш Осел.Казалося ему, что он судьею сел. Пошли поклоны, лестиИ об Осле везде похвальны вести: Разнесся страх,И всё перед Ослом земной лишь только прах, Недели в две поклоны Перед ОсломНе стали тысячи, да стали миллионы Числом,А всё издалека поклоны те творятся;Прогневавшие льва не скоро помирятся; Так долг твердит уму: Не подходи к нему.Лисица говорит: «Хоть лев и дюж детина,Однако вить и он такая же скотина;Так можно подойти и милости искать;А я-то ведаю, как надобно ласкать». Пришла и милости просила,До самых до небес тварь подлу возносила,Но вдруг увидела, все лести те пропев, Что то Осел, не лев. Лисица зароптала,Что, вместо льва, Осла всем сердцем почитала.<1760>