Когда влюбленных летописец честный,Что мысль наполнил сладостью словесной,Главе влюбленных посвятил слова,Такие строки вывел он сперва:Был в племени амир, в долине знойной,Многодостойный муж с душой спокойной.Араб его ценил за честный нрав,И был он мил сынам чужих держав.Его стада, фарсанг покрыв примерно,Ревели так, что трепетала серна..Он всюду славился как хлебосол,Он всех в гостеприимстве превзошел.Всегда пылал, звал запахами варкиОчаг его гостеприимства жаркий.Добро и благо нищим делал он,Развалины — жилищем делал он.Не златом он гордился, не стадами,А десятью своими сыновьями:От древа жизни ветвью каждый был,Надеждой, утоленьем жажды был!Был самый младший, милый и пригожий,Всех прочих сыновей ему дороже.Впрямь: десять пальцев есть на двух руках,То сила для борьбы в двух кулаках,Но в будни или в праздник с наслажденьемЛишь на мизинец перстень мы наденем.Ведь младший сын есть самый лучший знакИз тех, что нам являет Зодиак.Он звался Кайсом. Каюсь, не найду яЕму сравненья, юношу рисуя.То месяц был четырнадцати лет,А над губой — строки чернильный след.Луна его чела дарила милость,Во прахе солнце перед ним склонилось.Был яхонт губ таков, что каллиграфБыл сам смущен, его нарисовав.Бедою для красавиц были брови,Михрабом для молитв и славословий.Был финиковой пальмой стан прямой,К плодам тянулись бедный и больной.Настолько стан был тонок, что казалось.Всего полволоска в кушак вмещалось!Шар подбородка — серебро, слегкаПодернутое окисью пушка:Чтоб этот шар угнать, девичьи станыОт страсти изогнулись, как човганы.Он сущность слова всей душой постиг,С любовью ткал он тонкий, звонкий стих.Еще не обладая даром речи,Он слушал мира голос человечий.Когда ж раскрылся губ его цветок,Излился дум возвышенных поток.От букв, что под пером его являлись,Листы у каллиграфов разрывались.Среди ровесников, не знавших скверн,Напоминавших чистых, робких серн,Любил он по горам и по долинамБродить, пленять сообществом невинным,В неведенье счастливом о страстях,Уже кипящих на его путях.Глаза не знали слез любви горячих,Душа не ведала о неудачах,От страсти не страдал он без надежд,Не разрывал терпения одежд,Спал по ночам до самой зорьки раннейНа ложе целомудренных желаний,Днем бегал он среди шатров, познавВсю прелесть игр и всяческих забав.Была душа родительская радаЦветению возлюбленного чада.Никто и не предвидел тех невзгод,Что уготовил им небесный свод.Как странно, что в обители страданийМы, люди, не тревожимся заране,Забыв о предначертанной беде,Грозящей плоти — глине и воде.