Избранные произведения

День — белый сокол — в дом влетел вороний,
Ворона — тьма, — увидев посторонний
Ее теснит, — умчалась из гнезда.
Маджнун в дорогу двинулся тогда,
Летел быстрее, чем воронья стая,
Пространство ножницами ног срезая.
Вдруг дерево, подняв листы в лазурь
(Казалось, что покрыла их глазурь),
Возникло, свежим шелестя нарядом.
Кайс на него воззрился зорким взглядом,
Заметил ворона горящий взгляд.
Глаза, как два светильника, горят,
Сам ворон — словно дым того горенья,
Или звезда, постигшая паренье,
Иль черный уголь — будто сам Аббас
Решил халифом ночи стать сейчас.
Вдруг ворон каркнул карканьем красивым,
Что предзнаменованием счастливым
Считается в стране аравитян.
Тогда Маджнун, восторгом обуян,
Пустился в пляс надежды, счастья, света,
Сказал: «Благоприятная примета!
О, если встречусь я с моей луной
И будет ласкова она со мной, —
Клянусь, что в Мекку я отправлюсь ныне,
Сто раз пойду я кланяться святыне!»
Пришел к стоянке племени Лайли,
Ее шатер его глаза нашли.
Войти он получил соизволенье,
Воссел на вожделенное сиденье.
Они раскрыли нежных тайн тетрадь,
Спеша всем тайнам разъясненье дать.
То о разлуке заводили речи,
То о пыланье и желанье встречи.
Их двое, только тайна их — одна,
Хотя по-разному обнажена:
Лайли подобна шаху на престоле,
Маджнун, как подданный, стремится к воле.
Лайли во славе царствует с высот,
Маджнун во прахе ей моленья шлет,
Лайли дарует смеха сахар сладкий,
Маджнун — алмазы-слезы в беспорядке.
Лайли — красы необычайной власть,
Маджнун — мечты высокой, тайной страсть,
Лайли восходит солнцем незакатным,
Маджнун нисходит ливнем благодатным,
Лайли — луна: мир блещет при луне,
Маджнун — огонь: сгорает мир в огне.
Лайли для всех сердец — светильник ясный,
Маджнун на всех сердцах — ожог опасный,
Лайли есть мускус двух душистых кос,
Маджнун — из двух очей потоки слез.
Лайли — цветок, чье сладостно цветенье,
Маджнун — засох, он призрак, не растенье,
Лайли сияет радостной весной,
Маджнун в пустыне мира — как больной.
Так провели весь день, прогнав заботу
И радуясь времен круговороту
Все тайны обнажили двух сердец,
Все мысли изложили наконец, —
Одна лишь боль осталась затаенной,
Одна лишь мысль была неизреченной.
Когда прощаться начала Лайли,
Уста Маджнуна просьбу изрекли:
«О ты, Кааба путников влюбленных!
О Мекка чистых, к благу устремленных!
Цветник Ирема — заповедник твой,
Кто славит бога — собеседник твой.
О ты, чьи кудри — шахов ожерелье,
Ты, чье дыханье — страждущих веселье!
Готов своей короной каждый шах
Назвать запястья на твоих ногах.
Кудрями черными, как ночь, влюбленных
Ты можешь превратить в умалишенных.
Твоим устам завидует Кавсар:
Смеясь, являют сахара базар!
Когда, раскрыв без горя утром вежды,
Паломничества я надел одежды,
Чтоб поклониться Твоему шатру,
Сказал я «Если будет всё к добру,
Надену я паломника убранство,
Пойду к святому камню мусульманства.
Теперь, когда желанного достиг
И, как мечтал, я твой увидел лик, —
Позволь мне стать паломником и к цели,
Для всех священной, двинуться отселе.
Останусь жив — приду к тебе живой,
С покорной и склоненной головой,
А если я умру в глухой пустыне,
Что делать: видно, труден путь к святыне!»
Лайли, услышав, что сказал ей друг,
Как локоны, заволновалась вдруг,
Сказала: «Мы паломники отныне:
Ты — для меня, я — для тебя святыня.
О, лучше друг на друга нам смотреть,
Чем друг без друга от тоски сгореть.
Подумай сам: как буду я судьбою
Наказана, разлучена с тобою!
Ты счастлив будешь, в храм вступив святой,
А я останусь со своей бедой».
Сказал Маджнун: «Да снидет божья милость,
Чтоб снова ты со мной соединилась,
Да наградит терпеньем нас господь,
Чтоб нам вдвоем разлуку побороть».
Так он сказал и горько разрыдался,
С душой своей — с Лайли — Маджнун расстался.