Избранные произведения

Стихослагатель родом из Хиджаза
Повел слова певучего рассказа:
Когда вернулся пилигрим назад,
Еще сильней огнем любви объят,
Он сразу же направился к стоянке
Лайли — к своей возлюбленной смуглянке
Он к ней стремился жарко и светло,
Свиданья превратил он в ремесло.
Лишь солнце загорится на востоке —
Он к ней торопится, то холм высокий
Пересекая, то широкий дол:
Он в сердце стойкость верности обрел.
Из кубка счастья хмелем упоенья
С любимой он делился все мгновенья.
Когда же свой бунчук вздымала ночь,
Он с той стоянки удалялся прочь,
Но, слушая безмолвие ночное,
В шатре своем не ведал о покое
И даже от возлюбленной вдали
Внимал Лайли и говорил с Лайли,
Заря сто раз свои тушила свечи,
Разлуками сто раз сменялись встречи, —
О них заговорили в тех местах,
У всех событье это на устах.
Не брезговали грязной клеветою,
Глумясь над тайной юности святою,
Затем со злым намереньем пришли
Клеветники к родителям Лайли,
Тогда с любовью как-то на закате
(Понятна всем забота о дитяти)
В укромном уголке отец и мать
Решили слово дочери сказать:
«Зеница наших глаз, предел мечтаний,
Не будь же солью ты на нашей ране!
О Кайсе и тебе идет молва, —
Приносят вред подобные слова.
Есть цель у этой вести несуразной:
Тебя испачкать клеветою грязной.
От соловья услышал ветерок,
Что роза девственна, ей чужд порок.
Тогда над розой пролетел, зловредный,
И отнял девственность у розы бедной.
Еще ты не раскроешься, чиста,
А грязные раскроются уста.
Укороти ты языки злоречья,
Чтоб замолчала низость человечья!
Навек от Кайса отвратись душой,
Забудь о нем, ведь он тебе чужой!
Мы знаем: ты чиста, ты без порока,
Тебе бояться нечего попрека,
Но нужно ль, чтоб к тебе пристала грязь,
Чтоб клевету мы слушали, смутясь?»
Хотя Лайли внимала наставленьям,
Был Кайс ее желаньем и стремленьем.
Его бранят родителей уста,
А для нее без Кайса жизнь пуста.
Ее родители его поносят,
А за него она мольбу возносит.
Они и он — как бы вода с огнем,
Она и он — как сахар с молоком...
Когда на следующий день к любимой
Он вновь пошел с душой неколебимой,
Кайс повстречал старуху, что была
Подобием горбатого осла.
Как панцирь черепахи, задубело
Ее лицо, отвратным было тело,
А голова — как тыква, без волос:
Как видно, много бед над ней стряслось!
Лицо ее не знало покрывала,
А тело даже рубища не знало.
Глаз у нее, как рот, — только один,
Даджджаль — ее угрюмый властелин.
Уродливое существо такое —
Как предзнаменование плохое.
Кто встретится с подобным существом,
Найдет ли счастье на пути своем?
Когда, предчувствия дурного полон,
К луне поклонников любви пришел он,
Лайли сказала, что отец и мать
Ей запретили встречи продолжать.
«Мне горе уготовано, — сказала, —
Вонзилось в рану сердца это жало:
Любовь есть рана сердца, и оно
Разлуки жалом ныне пронзено.
Разлука длилась только ночь, бывало, —
Свечой пылая, сердце убывало.
Так что же с ним теперь произойдет,
Коль срок разлуки — месяц или год?
Свидание с тобой сулит мне муки,
Но, если не погибну от разлуки,
То как могу я жить, всегда страшась,
Что здесь тебя убьют в ужасный час?»
Маджнун, узнав о новой тяжкой доле,
Рубаху разорвал, исполнен боли,
Ушел, едва от горя не сгорев,
А горе вылилось в такой напев:
«О, помни, сердце: чтоб найти спасенье,
Отвергни всё, оставь одно терпенье.
Как дружба, что вражду сменила вдруг, —
Не горе, что с тобой расстался друг
Разрыв, по воле друга происшедший,
Есть встреча с другом, даже лучше встречи!
Тот, кто отверг возлюбленной приказ,
Но ищет с ней свиданья каждый раз,
Тем самым и любви отверг законы,
Он недостоин имени «Влюбленный».
Лишь тот постиг любовь, чье существо
От «я» освободилось своего,
Кто подавил желания плотские,
И горести, и радости пустые,
Кому чужда надежда, чужд и страх,
Кто горд, но голову склонил во прах,
Кто, не боясь судьбы невыносимой,
Всё принял, что исходит от любимой».