Избранные произведения

Араб, кудесник слова Кусаййир,
Звезда, стихов украсившая мир,
В Аззу, что даже идолов Китая
Затмила, юной прелестью блистая,
Влюбился, как безумный Кайс в Лайли,
Как одержимые любить могли.
Он черпал жизнь в ее благоуханье,
Как роза — в свежем утреннем дыханье.
Любовь сладка, — вот почему сладка
Была поэта каждая строка:
Любовь есть соль — но также сладость слова,
Любовь есть боль — но также радость слова!
Однажды пригласил певца халиф.
Вот, угостив его и одарив,
Сказал «Аззу твои воспели строки, —
Пропой, даруя нам огонь высокий».
И песня Кусаййира полилась,
Как будто слезы хлынули из глаз.
Он пел о том, что разлучен с Аззою,
Слеза была строкой, строка — слезою,
Казалось, в дар халифу он принес
И жемчуг строчек, и агаты слез.
Услышав слово скорби безысходной,
Спросил его халиф: «О благородный,
Среди влюбленных, близких по судьбе,
Ты видел ли подобного себе?»
А тот: «Однажды в край моей любимой
Держал я путь, страданием палимый.
В такой глуши я оказался вдруг,
Что в страхе повод выронил из рук.
Вот так без сна и без воды и хлеба
Проехал я два дня по воле неба, —
И радость: человека встретил здесь!
Как полумесяц, он согнулся весь,
Он обливался кровью в полдень жгучий, —
Так мускус изливается пахучий
Из сумочки подбрюшной кабарги,
Когда отрежут сумочку враги.
Иссохший от печали, для чего-то
Раскинул он в степной глуши тенета.
Я хлеба и воды, сказав привет,
Учтиво попросил. А он — в ответ:
«Я навсегда свое покинул племя,
Каменносердых я отринул племя.
Нет у меня ни пищи, ни питья,
Мой хлеб — трава, мираж — вода моя.
Но посиди немного: вдруг ворота
Удачи распахнутся, и в тенета
Добыча нам нежданно попадет,
Тогда себя избавим от забот».
Присел я с этим незнакомцем рядом,
В его тенета впился острым взглядом.
Смотрю: газель, влечение сердец,
Попала в плен узлов и в плен колец, —
Нет, не газель, а жизни обаянье,
Прелестная игрушка, изваянье!
Газель, плененную в степном краю,
Он обнял, словно милую свою,
Поцеловал ее в глаза с любовью,
Пропел ей сто двустиший славословья,
Освободил добычу от тенет, —
Свободно пусть по пастбищу пройдет!
Лишь от тенет она освободилась,
Не убежав, пред ним остановилась.
А он: «Твои глаза меня сожгли,
А всё ж они тусклее глаз Лайли!
Не бойся и ко мне вернись ты снова:
Лишь я — твой брат из племени людского.
Доколе будет жить семья людей,
Ты и Лайли живите без скорбей!»
Он замолчал — и вот газель другая
В силки попала, тень свою пугая,
Он поступил, как с первой, со второй,
И с третьей той же занялся игрой,
Четвертой волю даровал, и пятой, —
Ловец добычи не желал богатой!
От голода терпенье потеряв,
«Зачем, — вскричал я с дрожью, — среди трав
Тенета ставишь ты для ловли дичи,
Но не желаешь пойманной добычи?
Ты губишь то, что насыщает нас,
А я — твой гость, я голоден сейчас».
А он: «Молчи. Твой разговор бездумен.
С таким, как я, разумным, будь разумен.
Напоминают ту, кого люблю,
Газели, — потому я их ловлю.
Свою любовь газелям я дарую,
В глаза и шею нежно их целую,
Как милую свою, ласкаю их,
Потом на волю отпускаю их.
То существо живое, что подобно
Возлюбленной, могу ль убить я злобно?
С подругой сходно это существо,
Так разве я способен съесть его?
Не то б иной была газелей участь:
Сильней тебя от голода я мучусь.
Не знаю пищи свежей и мясной,
Питаюсь лишь корою да травой».
Пока со мной он говорил устало,
Еще одна газель в силки попала.
Подумал я: «Его опережу,
В добычу нож мгновенно я всажу».
Но он подпрыгнул к ней, в объятьях нежных
И эту он сокрыл газель, как прежних,
В глаза поцеловал ее сто раз
И отпустил ее — от смерти спас.
В отчаянии начал понимать я:
Не стану сытым от его занятья!
Он тот, кого отверг и проклял мир,
Безумный Кайс из племени амир,
Он тот, кого терзает доля злая,
Кто стал безумным, о Лайли мечтая».