Избранные произведения

Когда поэт (услышал речь халиф)
Поднялся, голода не утолив,
Ему в горах открылся луг чудесный,
Напоминавший райский сад небесный.
Земля была как шелковый ковер,
Цветы — как будто вытканный узор.
Играли и резвились там газели,
Как дети, а цветы кругом пестрели.
Одна тюльпан отнимет у другой —
Та побежит с обидой и тоской.
В траве зеленой прыгали газели,
Недаром ноги их позеленели,
Тюльпаны ели красные — уста
Газелей покраснели неспроста.
Им от цветов и трав была услада,
Их было многочисленное стадо,
Но не было у стада пастуха.
Увидел Кусаййир, творец стиха,
Такое изобилиетазелье,
И в степь спустился, и сказал в веселье
Маджнуну: «Очарованный ловец,
Встань, поднимись в нагорье наконец,
Свои тенета убери отселе,
Раскинь тенета на пути газелей.
Немного поднимись — увидишь вдруг
С газелями бесчисленными луг
И ты, влюбленный в милый лик девичий,
Всегда найдешь в тенетах много дичи».
А тот: «О собеседник мой и друг!
Кааба, заповедник этот луг!
Зови его сокровищем любимой,
Он прежде был становищем любимой,
В былые дни, что быстро так прошли,
Гуляла там с подругами Лайли.
Средь зелени, душистой и узорной,
Она казалась куропаткой горной.
Травинки к ней склонялись без тревог
И радостно ее касались ног;
П Джамц
Колючки ей одежду разрывали, —
Нет, на подоле розы рисовали;
Цветы благоуханье обрели
От благовонных локонов Лайли;
Ее любви кровоточила рана, —
И сделалась тюльпана грудь багряна;
Нарцисс — отверстый глаз: Лайли ему
Пустынный прах дарила, как сурьму;
Как язычки, все лепестки у лилий, —
Те лепестки Лайли всегда хвалили;
Фиалки, утверждая, что скорбят,
Надели синий траурный наряд,
Всегда газели были наготове:
А вдруг пронзят их, словно стрелы, брови!
Они с дороги не спускали глаз:
А вдруг Лайли появится сейчас?
Для всех запретны те газели ныне,
Как будто для язычников — богини.
Свои силки раскину я ужель,
Чтоб на лугу поймать ее газель?
Я душу ей готов отдать, — так мне ли
Уничтожать запретные газели?
Когда я в сердце чувствую недуг —
Я прихожу — в пыли — на этот луг,
Хожу вокруг, как пилигрим вкруг храма,
А слезы льются, как вода Замзама.
Не ждут газели от меня вреда,
Траву не обижаю никогда.
Пусть буду, как тюльпан, в крови и прахе,
Травинки я держать не буду в страхе,
Пусть горе меч вонзает в грудь мою,
Я кровь ее газелей не пролью!»
«Лайли!» — твердил он имя, как молитву,
И вновь пошел на странную ловитву
Поймав газель, «Лайли!» он говорил,
Ей поцелуй, как милой, он дарил
И отпускал — пусть побежит по лугу, —
Как жертву искупленья за подругу
Так, от поры рассветной до ночной,
Охотой занимался он чудной.