Избранные произведения

смотрит, потом округ стола начнет ходить, тоже смотрит.

– Тут спичку надо...– сказал угрюмо молчаливый.

– Известное дело, спичку. Вон мишенские подпалили,–

теперь бога благодарят, на этом месте огород развели. Нам

старики еще спервоначалу говорили: «Ох, попадете вы под

барщину!» Так оно и вышло. Лошадей было захватили с

барского двора, обрадовались, а они подводами очередными

замучили. Коров получили – их на мясо веди.

– Все в пользу государства?

– Все в пользу, пропади оно пропадом,– сказал мужичок в

платочке и высморкался через грядку.

– Нет, мы хорошо обернули.– сказал высокий,– приехали еще

один раз из самой Москвы и говорят: – Черти, оголтелые, что же

вы, говорят, все разгромили и сами голые сидите? Есть, говорят,

у вас соображение,– ведь самих себя грабите?

– Голые, да зато взять нечего,– сказал хромой.

– А как же... Вон, вон, опять наши места пошли! – закричал

высокий мужик, ткнув кнутовищем куда-то налево.– Тут

молочная прежде была, в Москву молоко отправляли, там –

завод стеклянный был.

– Ничего чтой-то не видать,– сказал мужик в платочке,

повернувшись всем туловищем в санях.

341

– Как нету ничего, так и не увидишь ничего,– сказал

высокий.

– Богатое обзаведение было?

– Страсть.

– А завод большой был?

– Пять недель ломали.

342

Порядок

Среди немногих пассажиров в вагоне ехал рабочий, который

перед каждой станцией просил сидевшего с ним на одной лавке

румяного студента посмотреть за вещами, а сам исчезал и после

второго звонка опять появлялся, на ходу утирая ребром ладони

рот.

– Это прямо сил никаких нет,– не берет, да и только,– сказал

он.

– Что не берет? – спросил студент.

– Не пьянею отчего-то. На каждой станции прикладываюсь,

и хоть бы что... Вот наказал бог!

– А разве хорошо, когда пьяный?

– Какой там – хорошо, когда все нутро выворачивает.

– А зачем же нужно-то?

– Да домой еду,– ответил рабочий.– Вот шесть гривен как не

бывало, а у меня в голове даже не шумит. Что ни рюмка – то

гривенник. Теперь уж бутылку начать придется, вот еще рубь

двадцать.

– Рад, что ли, что домой едешь? – спросил опять студент.

– Какой там – рад... жена больная лежит, а тут корову

покупать надо, денег нету. А ведь у нас народ какой... ежели ты,

скажем, человек работящий, хороший и все такое, а домой

приехал трезвый, тихо, спокойно, со станции пришел пешочком,

то тебе грош цена, никакого уважения, и смотреть на тебя никто

не хочет. А ежели ты нализался до положения, гостинцев кому

нужно и кому не нужно привез, да сам на извозчике приехал,

тебе – почет и всякое уважение.

– За что ж тут почет-то? – спросил студент.

– А вот спроси!.. Потому что темнота. Что глупей этого:

денег и так мало, жена больная, а тут извольте пить да потом

песни орать во все горло, как по деревне поедешь, да

сквернословить. Хорошо это или нет? Человек я тихий, водки не

люблю, безобразия тоже никакого не выношу, а что сделаешь?..

Все потому, что темнота окаянная.

– Что ж сделаешь – порядок,– сказал мужичок в новеньких

лапотках, сидевший напротив.

Поезд остановился у станции. Рабочий высунулся в окно и

посмотрел на платформу. Из вагона вылезали двое рабочих, оба

343

пьяные. Один поддерживал другого. Они тащили волоком свои

мешки по платформе и горланили песни.

– Вишь, вон,– сказал рабочий, кивнув в их сторону,– кому

везет... Они, может, и выпили-то всего на грош с половиной, а

шуму – не оберешься, от всех почтение: коли» пьяны, значит,

хорошо заработали. А тут вот два целковых ухлопаешь, а толку

нет.

– А может, напускают на себя? – сказал мужичок.

– Черт их знает! Может, и это. И отчего не берет, скажи,

пожалуйста? – сказал опять рабочий, пожав плечами.– Уж без

закуски пью, а все ничего толку. Только жгет нутро, пропади она

пропадом, а больше ничего. Мать честная, скоро слезать!..–

прибавил он.– Намедни приехал трезвый, и пошли разговоры...

К жене потом кумушки ее приходили и все расспрашивали, ай

меня с работы прогнали, ай я не люблю ее и бросать хочу. И

чего только ни наплели...

– Это, конечно,– сказал мужичок в лапотках,– всякому будет

думаться: домой с работы человек приехал и трезвый – что-

нибудь не так. Поди объясняй потом, а на тебя все будут

посматривать да про себя думать. Порядок не нами заведен – не

нами и кончится.

– Может, для компании, старина, со мной выпьешь, а то

одному уж очень противно, ей-богу. Главное дело, еще утро,

добрые люди только на работу поднимаются, а тут изволь...

– Это можно,– сказал мужичок.– Я с молодых лет тоже

плоховат на вино был, но с годами втянулся, теперь – ничего.

И он, запрокинув бороду вверх, стал, моргая и глядя в

потолок, пить из горлышка.

Рабочий смотрел на него, как смотрит врач, давший

больному микстуру.

– Ну, что? – спросил он, принимая бутылку.

Мужичок погладил живот и сказал:

– Взяло...

– Поди ж ты... На кого, значит, как... А у меня только и толку,