Избранные произведения

По большой дороге ехал обоз, направлявшийся в губернский

город. В передних санях, чем-то нагруженных и увязанных

веревкой поверх веретья, сидел мужичок в армяке с

подвязанными платочком ушами.

Около саней шли двое других мужиков, соскочивших на

горке погреться и поразмять ноги.

– Вот как погладили, что лучше и не надо,– рассказывал

ехавший в санях мужичок, сев спиной к ветру.– Мы думали,

барская земля с усадьбой целиком к нам отойдет и, значит,

почесть, ничего не тронули.

– Как!.. Ни скотины, ни корму не брали? – спросил шедший

рядом с санями высокий мужик в валенках с кнутиком.

– Нет, это-то все вычистили. И дом, можно сказать, пообрали

как следует. А только не ломали ничего.

– Ну вот. Нам даже благодарность за это вынесли.

– Так...

– А вы обрадовались?

– Вроде этого. А они, чума их задави, старух каких-то

нагнали в этот дом-то да по мере картошек со двора на них,

пропади они пропадом.

– Так... взнуздали.

– А там, глядим, говорят,– хозяйство у них тут будет,

государственное, старух кормить.

– Вот как этими старухами донимают, сил нет.

– Старухами да ребятами,– сказал высокий, идя рядом с

санями и держась рукой за грядку.

– Да, маху дали; ничего не надо было оставлять.

– Все под метелку надо было,– сказал высокий.– Мы живем

теперь – горя мало, к нам старух не напихаешь,– некуда. Вот

сейчас с горки спустимся, потом на изволок поднимемся, тут

наши места пойдут. Есть на что посмотреть. У нас прямо, как

только объявили, так и пошло... Господи, что только было!..

Экономии все большие были, заводы при двух были, как

повезли все!.. Ну, прямо комари лесные. Кто железную трубу с

фабрики тащит, кто стол, кто полмашины уволок. Завод один

целую неделю ломали.

– Неделю?! А богатство какое было... Это вы, значит,

спервоначалу хватились? – спросил мужичок в платочке.

339

– Прямо с самого началу. А уж потом где ж, тут комиссаров

наставили, свои молодые в начальство выскочили. Ежели бы

момент пропустили, ничем бы не попользовались и не хуже

вашего на эту государственную собственность налетели бы. А

тут, как гладко все,– пойди, устраивай,– заново строиться надо.

– Верно, это что там.

– У нас чуть до драк не доходило; молодые наши умники

сначала кричали все: граждане, будьте сознательны, не

уничтожайте своего собственного.

– Собственное только то, что в кармане...– отозвался угрюмо

третий, все время молчавший мужик.– Трубу уволок, продал,

вот тогда она и в кармане.

– Да... мы тоже так-то смекали,– сказал высокий.– Лес

помещичий как начали валить да на короткие чурки кромсать,

управляющий нам и говорит: «Дураки, зачем же вы добро-то

портите, ведь все равно теперь ваше». А дураки знают что

делают: потом пришли отбирать это государственное, думали

дом заново построить из этого лесу, а там вместо лесу только

колчушки лежат,– стройся!

– Обмозговали.

– Иначе и нельзя. Ну, машины разобрали, за постройки

взялись. Все по бревнышку.

– Обстроились? – жадно спросил сидевший в санях и даже

отвернул мешавший слушать воротник армяка.

– Опять же на дрова! Чудак человек!

– Они те обстроят,– сказал молчаливый мужик.

– Сунулись было потом это государственное заводить, а у нас

чисто,– сказал высокий мужик и вдруг закричал, показывая

куда-то направо: – вон, вон, гляди!

Там, куда он указывал, виднелось ровное место, среди

которого в нанесенных сугробах торчали обгоревшие столбы.

– Это наше. Мы работали. Вон посередке, где кирпич

навален, тут дом был – огромадный!.. Потом приезжали из

центра; как, говорят, вам не совестно, мы бы, говорят, вам тут

народный дом могли устроить, лекции читать, али, говорят,

мастерские.

– А вы что же?

– Что ж,– говорим,– мы народ темный.

– Они устроят, а там с тебя меру картох,– сказал молчаливый.

– Это – первое дело. А вон в низочке столбы торчат,– это

паровая мельница была. А поближе сюда сад был десятин пять.

340

– Скажи на милость, обзаведение какое было! – сказал

мужичок, сидевший в санях.

– Страсть! Больше ста лет стояло, все обстраивалось.

– Долго ломали?

– Больше трех недель.

– Да... скорей и не справишься,– сказал мужичок в, платочке,

посмотрев на широкое снежное пространство, бывшее под

заводом, и покачав головой.

– Теперь-то многие схватились,– сказал опять высокий,– да

уж поздно: дома стоят не тронуты, а к ним стража приставлена.

Так ни с чем и остались. Только и есть, что по ночам таскают.

– Много не натаскаешь.

– Уж очень зло берет,– сказал мужичок в платочке,– стоят

окаянные в два этажа, да с балконами с разными. И добро бы

заняли чем-нибудь, на дело бы употребили, а то и этого нет:

приезжают теперь по воскресеньям, осматривают. А бревна

толстые в стенах!

– А что осматривают-то?

– А черт их знает. Подойдет к какому-нибудь стулу и