Читаем Избранные произведения полностью

бульварщины, который свойствен «Собачьему переулку». Идеология в

ней не так оторвана от художественного ядра. Та же тема, что

послужила Гумилевскому основой для большого романа, здесь

развернута на каких-нибудь восьми страницах. Лирическая установка

рассказа, форма письма-излияния позволила П. Романову удобнее и с

большей естественностью, чем Гумилевскому, ввести большие дозы

идеологии в «чистом», почти публицистическом виде. Любовь нельзя

свести к физиологическому отправлению. Известная сложность и

поэзия отношений здесь необходимы, как чистота в жилище,

опрятность в одежде, стремление как-нибудь украсить комнату, в

которой живешь, платье, которое носишь...

В рассказе П. Романова, хотя он и сделан «честнее», проще и

внутренне теплее, чем роман Гумилевского, пробивается все та же

суховатая, рационалистическая схематичность, что и там» (с. 52).

Некоторые крупные критики взяли Романова под защиту от

обвинений в аморализме и эротизме.

Так, Вяч. Полонский в «Заметках журналиста» (О проблемах

«пола» и «половой» литературы) (Известия, 1927, 3 апреля), хотя и

отмечал некоторые художественные просчеты Романова, поддерживал

его идейные позиции.

«Я не принадлежу к тем читателям, которые умаляют значение

этого писателя,– писал Полонский.– Я полагаю, что упрекнуть

Романова в бесталанности нельзя,– и ведь в той же книжке «Вопросы

пола», которую я решительно не советую переиздавать в прежнем виде,

есть рассказ «Черные лепешки», далеко не плохой. Я мог бы указать на

ряд других произведений, достойных похвалы». Полонский

подчеркивает, что «пренебречь этим талантливым писателем просто

451

недопустимо», что «Романов хочет быть созвучным революции», что он

пытается «понять величие нашей эпохи и в меру своих сил сделаться

одним из ее выразителей».

Говоря о рассказе «Без черемухи», Полонский подчеркивает:

«В пользу Романова необходимо сказать, что цели себе он ставит

хорошие».

А. С. Гусев в статье «Пределы критики» (Известия, 1927, 5 мая)

полагал, что критическая сила романовского рассказа слабовата:

«Произведения Малашкина, Романова и Гумилевского чересчур слабо

критикуют уродливости в области половых отношений у нашей

молодежи. Слабость их критики объясняется тем, что они недостаточно

или совсем не подчеркивают противоречия между этими

уродливостями и нашим социалистическим идеалом. У них

недостаточно выявлено стремление своей критикой устранить эти

уродливости, чтобы расчистить дорогу социализму. Они изображают их

либо «объективно» (Романов), либо «панически» (Малашкин)».

В этих соображениях опять сквозит непонимание метода П.

Романова: как бы устраняясь от оценки фактов, самим «отбором» их и

их композицией, он выражает неприятие того или иного явления.

Но даже при всей осторожности оценок Гусев все же видит

объективную социальную значимость рассказа Романова.

Отмечая, что критика наших недостатков встречает энергичный

отпор, он пишет, что «в настоящей конкретной обстановке польза от

произведений Малашкина, Романова, Гумилевского, несмотря на

несомненную односторонность, значительно превышает вред. Эти

произведения значительно больше помогают в настоящий момент

нашему социалистическому строительству, чем вредят ему».

Рассказ «Без черемухи» оставался одним из наиболее популярных

произведений на протяжении нескольких лет. И страсти вокруг него не

утихали. Особенный резонанс имел диспут в Академии

Коммунистического воспитания им. Н. К. Крупской. О нем писали

многие газеты и журналы (наиболее полный отчет о диспуте см. в

журнале «Молодая гвардия», 1926, № 12, с. 169–173).

Весьма показательна заметка «Что читает рабочая молодежь»,

напечатанная в «Комсомольской правде» 1 сентября 1929 г., три года

спустя после публикации рассказа: «Наиболее читаемыми авторами (по

количеству выдач) оказываются: Новиков-Прибой, П. Романов,

Шишков, Сейфуллина, Неверов, Серафимович, Лавренев, Есенин,

Алтаев, Фурманов, Караваева, Гумилевский, Гладков и др. Любопытно,

что наиболее читаемым произведением П. Романова является «Без

черемухи».

В 1927 г. Романов пишет рассказ «Большая семья», который служит

как бы продолжением и эпилогом рассказа «Без черемухи». В этом

рассказе героиня рожает ребенка и воспитывает без отца, ее семьей

становятся друзья по учебе, которые окружают ее вниманием и заботой.

Рассказ этот отражает поиски Романовым новых принципов

452

нравственности, новых отношений между полами, построенных на

уважении и дружбе. Своим рассказом «Большая семья» Романов давал

ответ тем критикам, которые пытались увидеть в его творчестве

пропаганду эротики. Явная нравоучительность, рационалистичность

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза