Избранные произведения

сделав вид, что забыл номер телефона, пошел обратно в комнату.

Мог ли он два дня назад предполагать, что он будет ежиться под

взглядом этой противной мещанки и быть в моральной

зависимости и на каком-то подозрении у этих слизняков!.. «Боже

мой, ну, чего она сидит!» – подумал он с раздражением и

полным упадком духа о молодой женщине.– Нужно было с

самого начала, как она пришла, сказать ей самым простым,

деловым тоном, без всякого пафоса и без этой – ни к селу ни к

городу – интимной близости, сказать, что он возвращает ей

имущество, несмотря на декрет, и только просит ее, в виду

неожиданности, оставить ему на первое время самое

необходимое.

– Да что с вами, милый друг? Какое-нибудь горе? – спросила

внимательно и участливо Вера Сергеевна. Она так серьезно, с

такой тревогой посмотрела на него, что у него едва не

показались слезы от этой неожиданной ласки женщины. Он

хотел было выдумать какое-нибудь несчастье, чтобы отвлечь ее

подозрение от истинной причины, но сейчас же подумал, что

165

если она начнет его жалеть, и он пойдет навстречу этой жалости

и женской ласке, то это будет только лишним шагом к близости.

– Нет, ничего...– ответил он.

Но ответил с таким убитым видом, что она не поверила и,

сев около него на диван, стала участливо-тревожно

расспрашивать. Это вышло еще хуже, потому что она при этом

даже взяла его за руку и нежно-успокоительно поглаживала ее.

Потом вздохнула и несколько секунд молчала.

– Я ехала сюда с отчаянием в душе,– проговорила она

медленно, как будто его настроение вернуло ее мысли к своей

судьбе.– Все, что произошло у меня с Василием

Никифоровичем, вышло так нелепо, что я потерялась...

– Уже двенадцать часов...– сказал Андрей Андреич как-то

совершенно неожиданно для самого себя и даже покраснел от

мысли, что она его слова могла понять как намек на то, что ей

пора уходить.

Вера Сергеевна, замолчав, тоже посмотрела на часы и

поднялась.

– Я потому не предлагаю вам остаться,– сказал он

поспешно,– что у нас эти люди... соседи, вы не можете себе

представить... Лучше пропустить один день.

– Да зачем же, милый друг, у меня есть, где переночевать. А

завтра или как-нибудь на днях вы сведете меня в театр? Я давно

не была в московских театрах.

– Да, да, конечно... непременно, завтра же! – сказал Андрей

Андреич как-то слишком поспешно, чтобы она не подумала, что

ему жаль денег на билеты.

Она уже надевала шляпку, а он все еще не выбрал момента

сказать ей про обстановку.

– Я пойду провожу вас,– сказал он,– кстати, мне нужно

переговорить с вами. Только далеко вас проводить не могу,

потому что мне нужно забежать к приятелю совсем в обратную

сторону.

Когда они вышли, он проводил ее до ближайшего

перекрестка и, собравшись с духом, сказал:

– Приходите завтра между тремя и четырьмя, мне нужно с

вами переговорить по одному важному делу.

При прощании она в сумраке слабого фонарного света

посмотрела на него долгим, задумчивым взглядом и сказала:

– Прежде я не была суеверной и не верила в судьбу, а

теперь... теперь верю...

166

Она сжала его руку и, быстро повернувшись, пошла по

пустынному тротуару ночной улицы.

Он долго видел ее тонкую, элегантную фигуру, потом,

вздохнув, пошел к дому, оглянулся у подъезда, не вернулась ли

она и быстро скользнул на лестницу.

А когда засыпал, то перед глазами вставала она в своем

весеннем костюме, и он с бьющимся сердцем снова и снова

вызывал в воображении ее тонкую фигуру в свете фонаря, ее

последний взгляд и торопливое пожатие руки...

VI

В три часа она пришла.

Андрей Андреич решил ей коротко сказать только о том, что

он возвращает ей обстановку. И при этом дать понять, что ему

нужно уходить по делу, чтобы не оставаться с ней долго и не

стать опять на линию сближения.

Но ему все-таки хотелось дать почувствовать, что если он

возвращает, то это является только результатом его личной

порядочности, что законы все на его стороне. И другой бы на его

месте ни за что не отдал, и сделать с ним было бы ничего

нельзя. Даже опасно поднимать этот вопрос, ввиду того, что это

имущество принадлежало эмигранту. А она, вероятно, по своему

неведению, думает, что он обязан отдать и потому отдает ей.

Поэтому он все-таки сначала нарисует ей фон, ту ситуацию,

при которой он возвращает, а потом корректно и сухо скажет,

что она может брать обстановку когда угодно.

Его только возмущало отношение Василия Никифоровича,–

главное, тон его письма, в котором он просил об этом, как о

какой-то ничтожной приятельской услуге.

Эти господа все-таки великолепно умеют устраиваться: когда

было опасно, он улепетнул, а теперь, когда мы тут наладили и

своим горбом создали приличную жизнь, он присылает сюда