Избранные произведения. I том

— Зайдете? — спросил Том Фолкнер.

— Пожалуй, — пожала плечами Кэтрин Мэйсон.

Он открыл дверь своего дома, и она вошла.

Они изъездили за полдня почти весь Альбукерк. Она оставила свою маленькую дочку у соседки и не уставала напоминать себе, что пора возвращаться домой, но все откладывала и откладывала… И вот они в его доме.

Он только теперь смог ее рассмотреть. В машине, когда она сидела рядом, не было возможности сделать это. И сейчас он смотрел на нее, не отрываясь.

— Думаю, нам следует хранить все происшедшее в тайне, — нарушила затянувшееся молчание Кэтрин.

— Вы правы. Ведь не хочется, чтобы нас посчитали лунатиками? — сдержанно улыбнулся он.

— Зато теперь мы можем основать новую религию, — улыбнулась в ответ она. — В качестве конкурентов Фредерику Сторму. Заложим храм и начнем проповедовать евангелие от Наблюдателей…

— А кого объявим богом? Миртина или Ворнина?

— Том, не надо…

— Я пошутил. Хотите что-нибудь выпить?

— Не возражаю.

— У меня довольно скромный выбор: эрзац-виски, кое-какое вино и…

— Мне все равно, — перебила его Кэтрин. — Главное — с пульверизатором.

— Едва ли самый элегантный способ пить спиртное, — заметил Фолкнер.

— А я вовсе не претендую на элегантность, — отпарировала она.

Он улыбнулся и предложил ей поднос с пульверизаторами. Она, не глядя, взяла один, он, чтобы не показаться невежливым, последовал ее примеру.

— Ваш муж, насколько я помню, служил в ВВС?

— Да. Теодор Мэйсон. Он погиб. В Сирии.

— Извините. Я не знал его. Он служил в Киртлэнде?

— До своего перевода за океан.

— Это большая база. Очень жаль, но я действительно не был с ним знаком.

— Почему вы так говорите?

— Не знаю, — смешался он. — Просто потому что… ну, потому что он был вашим мужем и… было бы очень приятно, если бы я… о, черт! У меня просто язык заплетается, не так ли? А как это выглядит со стороны? Перезрелый юнец сорока трех лет! Еще выпьем?

— Не хочется.

Он тоже воздержался. Она достала фотографию. Рука его слегка дрожала, когда он протянул руку за глянцевым стереоснимком голой девчушки двух-трех лет, улыбающейся ему из высокой травы.

— Бесстыжая девчонка, а?

— Я по мере возможности пытаюсь привить ей скромность, но пока что не слишком преуспела в этом. Может быть, лет за пятнадцать…

— А сколько ей сейчас?

— Три года.

— О, тогда у вас еще масса времени впереди, — засмеялся Фолкнер.

Она не ответила. Разговор зашел в тупик. Они старались не вспоминать людей со звезд, хотя понимали, что рано или поздно должны будут коснуться этой темы.

После нескольких минут молчания Фолкнер не выдержал.

— Думаю, они уже достигли своей базы отдыха и начали курс лечения. Как вы думаете, вспоминают ли…

— Уверена, что вспоминают.

— Но как? Как добросердечных волосатых обезьян, которые так трогательно о них заботились?

— Это нечестно! Вы же знаете, что они более высокого мнения о нас!

— Почему? Разве мы ровня им? Опасные обезьяны с атомными бомбами!

— В массе своей — может быть, — кивнула Кэтрин. — Но не по отдельности. Не знаю, как было у вас с Глэйр, но Ворнин уважал меня как личность. Понимая, что я только человек, он все же никогда не смотрел на меня свысока, никогда в душе не насмехался надо мной.

— У меня с Глэйр было то же самое. Так что беру свои слова назад.

— Они — весьма своеобразные существа, — задумчиво сказала она. — Но я уверена, что независимо от того, какие чувства питали к ним мы, они отвечали нам взаимностью. Были сердечными… добрыми…

— Интересно, а каковы краназойцы? — сменил тему разговора Фолкнер.

— Кто?

— Их галактический соперник. Разве Ворнин не рассказывал вам о холодной войне в космосе?

— О, да!

— Вот ведь что забавно, Кэтрин. Мы даже не знаем, какие они, как вы бы выразились, в массе своей. Двое, которых мы повстречали, были очень хорошими, но они — только солдаты в войне, которую затеяли правительства. И, может быть, краназойцы в действительности имеют больше прав на нашу Землю, чем дирнанцы… Нам приоткрыли щелочку в космос, мы заглянули в нее чужими глазами, и до сих пор не знаем причин и целей этой вселенской борьбы. Наше небо кишит космическими кораблями, с которых другие расы следят за нами, плетут хитроумные заговоры, стараясь переиграть друг друга…

— Ворнин уверял, что когда-нибудь срок действия соглашения закончится, и тогда они смогут открыто вступить с нами в контакт.

— Глэйр тоже говорила об этом.

— Но когда же истечет этот срок?

— Может быть, через пятьдесят лет. А может — через тысячу. Не знаю.

— Будем надеяться, что скоро.

— Почему, Кэтрин?

— Чтобы Ворнин вернулся. — Она опустила голову. — И ваша Глэйр. И чтобы мы встретились с ними…

— Это опасное заблуждение, Кэтрин. Даже если соглашение отменят на следующей неделе, вы никогда больше не увидите Ворнина. А я — Глэйр. Разрыв был окончательным. Любовная связь между существами разных планет не может иметь будущего. Они мудры и сделают все, чтобы мы никогда больше не встретились. Когда любовь обрывают таким образом, сердце истекает кровью, но они намерены дать этой ране зажить и больше не открываться.

— То есть, вы считаете, что надеяться глупо?