Избранные произведения. I том

Медсестры, санитары, врачи, техники, пациенты в инвалидных колясках — все уставились на Берриса, когда он вошел в вестибюль. Даже два робота-уборщика изумленно наставили на него свои линзы, пытаясь совместить приходящее на фотоприемники изображение с заложенными в памяти возможными конфигурациями человеческого тела. Беррис не возражал. День ото дня он чувствовал себя все более естественно в своем новом обличье. Что за нелепость — эти бинты, которыми он обмотался в первый день! Все равно, что первый раз в жизни выйти на сцену со стриптизом, подумал он; поначалу немыслимо, потом все привычней и привычней, пока вообще не перестанешь обращать внимание на публику. Главное — привыкнуть.

Он стоял у окна, ждал Элизу Пролиссе, и нервы у него были, как натянутые струны.

В дверь постучали. Сам толком не зная почему (Тактичность? Страх?), он так и остался стоять спиной к двери. Петли нерешительно скрипнули. Беррис не видел Элизы пять лет, но она запомнилась ему как пышнотелая, очень привлекательная женщина. Своим нечеловечески острым слухом он уловил, что она пришла одна, без Аудада. Дыхание ее было шумным и неровным. Щелкнул, закрываясь, замок.

— Миннер? — негромко произнесла она. — Миннер, обернись. Не бойся, я не испугаюсь.

Это оказалось совсем не то же самое, что красоваться перед безымянным персоналом клиники. К своему удивлению, Беррис ощутил, что с таким трудом завоеванное за несколько последних дней спокойствие рассыпается в прах. Его охватила паника. Больше всего ему сейчас хотелось куда-нибудь спрятаться. Но из паники родилась жестокость, ледяное желание причинить боль. Он резко отвернулся от окна, и облик его отразился в больших темных глазах Элизы Пролиссе.

Надо отдать ей должное: она быстро оправилась от шока.

— О… — прошептала она. — О, Миннер… — Плавное переключение передачи, — …это вовсе не так ужасно, как мне рассказывали.

— Скажешь, я красив?

— Мне не страшно. Почему-то я думала, что мне будет страшно. — Она подошла вплотную. На ней было облегающее черное платье; возможно, аэрозольное. Высокая грудь в последнее время снова вошла в моду, а Элиза всегда в точности следовала моде; казалось, внушительные полушария с глубокой ложбинкой посередине начинаются прямо от ключиц. Пекторальная хирургия, вот в чем секрет. Платье полностью скрывало высокие холмы плоти, хотя какое там скрывало — что может скрыть пленка толщиной в микрон? Бедра Элизы расходились крутыми дугами, ляжки вздымались подобно колоннам; но она явно потеряла в весе. Напряжение и бессонница последних нескольких месяцев заставили эти монументальные формы сделаться в обхвате изящней на дюйм-другой. Теперь Элиза стояла совсем близко к Беррису. В ноздри ему ударил непонятный головокружительный аромат; бессознательным усилием Беррис заставил обоняние проигнорировать его.

Элиза крепко сжала его руку.

Их глаза встретились. Веки ее задрожали, но лишь на мгновение.

— Марко храбро держался? — спросила она.

— Он держался, как мужчина. Как настоящий мужчина.

— Ты видел…

— Как он умер? Нет. Только как его увели. А мы остались сидеть и ждать своей очереди.

— Ты думал, что тоже умрешь?

— Я был уверен в этом. На всякий случай я сказал последние слова за Малкондотто, а он за меня. Но я вернулся.

— Миннер, Миннер, как это, наверно, было ужасно! — Она продолжала цепляться за его ладонь. Она поглаживала пальцы… даже маленькое гибкое щупальце за мизинцем. Беррис едва удержался от того, чтобы не выдернуть руку. Удивительно, пронеслось у него в мозгу, как только не противно ей трогать этот омерзительный отросток! Глаза ее были широко раскрыты, серьезны и совершенно сухи. У нее, кажется, двое детей… или трое? Молода. Полна жизни. Хоть бы она отпустила руку. И отошла чуть подальше. Его модифицированные зрачки ясно видели исходящее от Элизы инфракрасное свечение, и Беррис думал: о Боже, меня вот-вот начнет трясти. Если бы он мог, то прикусил бы губу, но его новые губы не умели загибаться внутрь.

— Когда тебе сообщили о нас? — торопливо спросил он.

— Как только твой сигнал поймала станция на Ганимеде. Когда они связались со мной, то были очень тактичны. И я тут же стала воображать себе совершенно черте-то что. Я должна тебе во всем признаться. Я спрашивала у Бога, почему ты остался жив, а Марко умер. Миннер, мне очень стыдно.

— Ну и зря. Если бы я мог выбирать, то предпочел бы смерть. И это не просто высокие слова. Честное слово, Элиза, я с радостью поменялся бы местами с Марко.

Ну и лицемер же я, подумал он. Разумеется, лучше умереть, чем остаться жить изувеченным до неузнаваемости! Но она поймет его слова совершенно иначе: выживший холостяк благородно готов положить жизнь свою, чтобы друг вернулся домой, к жене и детям. Ну что еще тут можно сказать? Он был готов завыть в голос.

— Расскажи мне, как это было. — Она потянула его за руку, и они присели на краешек кровати. — Как вы попались к ним в лапы. Как они обращались с вами. Я должна знать!..