Избранные произведения. I том

Он рискнул всем ради того, чтобы спасти лишь одного ребенка, ребенка, который по всей вероятности, умрет еще в раннем детстве. И Фиц-Моэм знал об этом (старик видел Уолтона насквозь), и Фред тоже. Его брат и человек, заменивший ему отца, — вот те двое, которые уже знали обо всем.

Фиц-Моэм, вполне возможно, предпочтет на сей раз покрыть совершенный Уолтоном проступок, однако в будущем станет доверять ему, безусловно, куда меньше, чем теперь. Что же касается Фреда…

Невозможно было предугадать, как поведет себя Фред. Как братья они никогда не были особо близки друг к другу. Когда Рою было девять лет, а Фреду семь, их родители (ныне уже почти позабытые) погибли в авиакатастрофе, произошедший над Карибским морем, и детей отправили на воспитание в государственный интернат.

С тех пор пути-дороги братьев разошлись. Рой получил юридическое образование, какое-то время проработал личным секретарем сенатора Фиц-Моэма, а затем, всего лишь в прошлом месяце, неожиданно получил должность замдиректора в только что организованном Бюро Выравнивания Населенности. Фред же специализировался в области медицины, частнопрактикующий врач из него не получился, и только благодаря Рою ему в конце концов удалось пристроиться в отделение Счастливого Сна ВЫНАСа.

«А вот теперь, впервые за все это время, Фред ощущает некоторое превосходство надо мной, — подумал Уолтон. — Надеюсь, он не жаждет содрать с меня кожу живьем».

Щекотливое положеньице, ничего не скажешь. Теперь Рой особенно отчетливо ощущал, как чужды ему бессердечность и черствость, столь необходимые для настоящего работника ВЫНАСа. Неожиданно даже для самого себя Уолтон понял, что совершенно не заслуживал столь высокой должности в этой организации. И с его стороны единственным поистине честным поступком будет просить отставку у Фиц-Моэма, и немедленно.

Обдумывая, как это сделать, Уолтон вспомнил некогда произнесенные сенатором слова: «Такая работа годится только для человека, у которого нет сердца. ВЫНАС — самая жестокая организация из всех, когда-либо учрежденных человечеством. Ты уверен, что сумеешь справиться с этой работой, Рой?» — «Думаю, сумею, сэр».

Уолтон вспомнил также последовавшие далее туманные фразы, скорее напоминавшие лозунги, о необходимости выравнивания, о срочности решения всех проблем, связанных с перенаселенностью многих территорий земного шара.

«Временная жестокость — цена вечного счастья», — так сказал тогда Фиц-Моэм.

Уолтон хорошо запомнил тот день, когда Организация Объединенных Наций в конце концов дала «добро» на создание Бюро Выравнивания Населенности. Мир был буквально ошарашен этим решением. До сих пор перед глазами Роя Уолтона мелькают вспышки «блицев» фотокамер, в ушах стоит стрекот пишущих машинок тысяч репортеров, спешивших ошеломить население планеты, навсегда запечатлелось в памяти то воодушевление, которое владело им в те, казавшиеся тогда историческими часы вызванное сознанием понимание величия и благородства стоящих перед ВЫНАСом задач…

А затем — шесть недель накопления ненависти. ВЫНАС не пришелся по душе. Правда когда-то никто не восторгался тем, что раны обрабатывались дезинфицирующими растворами, однако люди терпели.

Уолтон сокрушенно покачал головой. Он совершил серьезную ошибку, спасая жизнь Филипу Приору. Но отставка — это совершенно неподходящее средство для того, чтобы загладить свою вину.

Он снова сделал окно матовым и вернулся к письменному столу. Самое время разобраться с накопившейся на нем почтой.

Первое из кипы письмо было написано от руки. Уолтон быстро пробежал его глазами.

«Дорогой мистер Уолтон!

Пришли вчерась ваши люди и увели на погибель мою матушку. Она ничего не сделала плохого за все семьдесят лет которые прожила тихо и мирно и я хочу чтобы вы знали что я считаю ваших приспешников самыми гнусными паразитами со времен Гитлера и Сталина и очень надеюсь что когда вы сами станете больной и старый то придут за вами ваши же висельники и засунут вас прямо в ту самую печку где вам давно уже надлежит гореть. Мерзавец — вот кто вы и все ваши охламоны такие же мерзавцы.

Тьфу на вас. Чтоб вы сдохли».

Уолтон только пожал плечами и вскрыл следующее письмо. Оно было напечатано четкими буквами диктопринтера на бумаге с изысканными водяными знаками.