На рейд как раз входил под полными парусами новиградский шкунер «Пандора Парви», воистину прекрасный корабль. Красивый и быстрый, подумал Геральт, спускаясь по трапу на покачивающийся причал. Он видел шкунер в Новиграде, расспрашивал, знал, что тот выходил из Новиграда на целых два дня позже галеры «Стинта», которой плыл он сам. И все же шкунер добрался в Керак почти в то же самое время. Может, нужно было подождать и сесть на борт шкунера, подумалось ему. Два дня в Новиграде, кто знает, может, я сумел бы добыть хоть какую-то информацию?
Пустая трата времени, решил он. «Может», «как знать», — да уж конечно! Что случилось — то случилось, ничем этого не изменить. И нечего над этим задумываться.
Он окинул прощальным взглядом шкунер, маяк и наливавшийся темными тучами горизонт. А потом быстрым шагом двинулся в сторону города.
От виллы как раз уносили паланкин, филигранную конструкцию с занавесями лилового цвета. Значит, подумал ведьмак, нынче вторник, среда или четверг. В эти дни Литта Нейд принимала пациенток, а пациентки, обычно состоятельные дамы из высших сфер, пользовались именно такими паланкинами.
Привратник впустил его молча. Вот и славно. Геральт был не в лучшем настроении и наверняка за словом бы в карман не полез. А то и за двумя-тремя.
Патио пустовало, вода в фонтане тихонько журчала. На столике красного дерева стояли графин и фужеры. Геральт налил себе без лишних церемоний.
Когда поднял голову, увидел Мозаику. В белом халате и фартуке. Бледную. С прилизанными волосами.
— Это ты, — сказала она. — Ты вернулся.
— Со всей уверенностью — я, — подтвердил он сухо. — И со всей уверенностью — вернулся. А это вино со всей уверенностью несколько прокисло.
— Я тоже рада тебя видеть.
— Коралл? На месте? А если на месте — то где?
— Только что я видела ее между ногами пациентки, — пожала она плечами. — Наверняка там она и продолжает находиться.
— У тебя и правда нет выхода, Мозаика, — ответил он спокойно, глядя ей в глаза. — Ты должна стать волшебницей. У тебя воистину явные склонности и задатки. Твои убийственные остроты в ткацкой мануфактуре не оценили бы. И тем более — в лупанарии.
— Учусь и развиваюсь, — она не отводила взгляд. — И уже не плачу в уголке. Я свое отплакала. Этот этап уже позади.
— Нет, не позади, ты себя обманываешь. Впереди еще многое. И сарказм тебя не спасет. Особенно когда он искусственен и плохо спародирован. Но довольно об этом, не мне учить тебя жизни. Где, спрашивал я, Коралл?
— Здесь. Здравствуй.
Волшебница, словно призрак, выплыла из-за занавесей. Как и Мозаика, была в белом врачебном халате, а ее собранные рыжие волосы скрывала полотняная шапочка — и в обычных обстоятельствах он посчитал бы ее смешной. Но обстоятельства обычными не являлись, и смех был неуместен — ему потребовалось лишь мгновение, чтобы это понять.
Она подошла, молча поцеловала его в щеку. Губы ее были холодны. А глаза — обведены темными кругами.
Пахла она лекарствами. И чем-то, что использовала как дезинфектант. Это был скверный, отталкивающий, больной запах. Запах, в котором таился страх.
— Увидимся завтра, — опередила она его. — Завтра все мне расскажешь.
— Завтра.
Она взглянула на него, и был это взгляд из далёка, из-за разделявшей их пропасти времени и событий. Ему понадобилось лишь мгновение, чтобы понять, насколько глубока эта пропасть и сколь сильно разделяют их события.
— Может, лучше послезавтра. Иди в город. Повстречайся с поэтом, он очень о тебе беспокоился. Но сейчас уходи, прошу тебя. Мне нужно заняться пациенткой.
Когда ушла, он глянул на Мозаику. Наверняка достаточно красноречиво, поскольку та поторопилась с объяснениями.
— Утром у нас были роды, — сказала, и голос ее слегка изменился. — Тяжелые. Она решилась на клещи. И все, что могло пойти скверно, пошло скверно.
— Понимаю.
— Сомневаюсь.
— До свиданья, Мозаика.
— Долго тебя не было, — подняла она голову. — Долго, дольше, чем я ожидала. В Риссберге ничего не знали — или делали вид, что не знают. Что-то произошло, верно?
— Что-то произошло.
— Понимаю.
— Сомневаюсь.
Лютик поражал сообразительностью. Провозгласил факт, с очевидностью которого Геральт еще не освоился окончательно. И который полностью еще не принял.
— Конец, ага? Ветром унесло? Ну ясно, ей и чародеям требовался ты, ты свое сделал, можешь уходить. И знаешь что? Я рад, что все закончилось. Однажды сей чудный роман обязан был завершиться, и чем дольше он затягивался, тем более опасные заключал в себе последствия. Тебе, если хочешь знать мое мнение, радоваться надо, что можешь о нем уже позабыть и что настолько просто все случилось. А потому на физиономии твоей должно быть выражение счастливое, а не мрачное и хмурое, каковое, уж поверь мне, тебе совершенно не к лицу, ибо с ним ты выглядишь в точности как человек с тяжелого похмелья, который вдобавок отравился закуской, не помнит чем и когда он сломал зуб и откуда на штанах его — следы семени.