Избранные произведения. II том

— Дивергентному развитию была подвержена не только спирохета сифилиса, пока Старый Свет и Новый существовали обособленно, — объяснил гость. — То же самое происходило со всеми человеческими паразитами и симбионтами: бактериями, вирусами, простейшими, грибками. В большинстве случаев дивергенция никак не сказывалась, а если и сказывалась — в отношении таких патогенов, как, например, оспа, — результатом была просто потеря иммунитета. Некоторые заново перенесенные на континент болезни вызывали краткосрочные эпидемии, но эффект был временным — и не просто потому, что за четыре-пять человеческих поколений вырабатывался иммунитет, но потому, что разные штаммы скрещивались. Их последующие поколения, сменяющиеся куда быстрее наших, вскорости утрачивали дифференциацию. Вспышка проявлений уродства, случившаяся в Бостоне в двадцатых годах и по-разному зафиксированная в работах и Пикмана, и Рейда, явилась ограниченным во времени событием: она не охватывала и двух человеческих поколений. Моя теория состоит в том, что триггер утратил силу, поскольку завозной организм, его носитель, либо скрестился с местным аналогом, либо столкнулся с каким-нибудь местным патогеном или хищными бактериями, которые его уничтожили. Конечно, вполне мог иметь место и обратный процесс, по крайней мере в больших городах, но я считаю, вероятность отыскать молекулу-триггер куда выше здесь — откуда, по-видимому, родом такие семьи, как Пикманы и Элиоты, — нежели в Бостоне или Салеме.

— Ясно, — кивнул я.

Пока гость просматривал книги, я отошел к окну и оглядел ущелье. Справа тянулся Ла-Манш, сейчас море было спокойно, в нем безмятежно отражалось ясное синее сентябрьское небо. Слева зиял чайн — узкая расселина, густо покрытая растительностью по обоим крутым склонам, благо слоистые осадочные породы легко крошились и кустарникам было где закрепиться: их жадные корни зарывались достаточно глубоко и не только служили поддержкой кронам, но и досыта питали их бессчетными ручейками, сочащимися сквозь пористый камень. Поскольку чайн был ориентирован точно на юг, летом оба склона получали достаточно солнечного света, несмотря на то что сходились под острым углом.

Прямо под окном виднелся небольшой уступ, ныне почти такой же узкий, как тропа, уводящая вниз с вершины утеса, — только он и отделял парадное крыльцо от края обрыва. В семнадцатом веке, когда дом был построен — лет за пятьдесят-шестьдесят до того, как прародительницу Ричарда Аптона Пикмана вздернули в Салеме как ведьму, — ущелье было еще уже, а уступ — заметно шире, но и тогда это жилье никак не подходило человеку, страдающему высотобоязнью. Если бы экономика острова не держалась на контрабанде, этого дома, возможно, никогда бы и не возвели и, уж конечно, его бы не поддерживали в таком хорошем состоянии на протяжении многих веков кряду те Элиоты, которые не эмигрировали в Новый Свет, взыскуя несколько более честного образа жизни. Теперь-то контрабандная торговля пришла в упадок, спасибо треклятому Европейскому союзу, но избавляться от дома я не собирался — по крайней мере, до тех пор, пока какой-нибудь очередной оползень не лишит меня выбора.

К тому времени, как я снова обернулся, Аластер Тербер отобрал не меньше шести старых книг Пикмана и еще четыре, которые просто совпали с ними по времени публикации.

— Ну вот, кажется, и всё, — заявил он. — А вы не покажете мне оставшуюся часть дома и все те предметы, которые ваш дед мог привезти обратно из Бостона?

— Безусловно, — согласился я. — Откуда вы хотели бы начать, с верхнего этажа или с нижнего?

— А где интереснее? — уточнил гость.

— О, ну разумеется, внизу, — заверил я. — Там вообще все самое интересное. Мы спустимся к самой пещере контрабандистов, мимо источника. Однако понадобится взять керосиновую лампу — я туда электрический кабель так и не протянул.

Мы сошли по ступеням в подвал; профессор держался с несгибаемым самообладанием. По дороге я рассказал кое-что из истории контрабанды на южном побережье — обычную туристскую чепуху — и добавил несколько живописных подробностей о мародерах-«кораблекрушителях». Гость почти не вслушивался, тем более когда через люк в подвале мы спустились в пещеры. Источник его слегка разочаровал, хотя, добравшись до конца подвесной лестницы, он явно вздохнул с облегчением. Профессор, верно, ожидал увидеть что-то вроде брызжущего во все стороны фонтана и, надо думать, решил, что подведенная к насосам сложная система бронзовых и пластиковых труб в стиле Хита Робинсона^{159} не соответствует первоначальному замыслу строителей. Я не преминул расхвалить систему фильтрации.

— В бак на чердаке вода поступает не менее чистая, чем в водопроводе, — заверил я. — Может, даже чище, чем на большом острове, хотя довольно жесткая. При отсутствии водопровода главная проблема — это канализация: раз в две недели приезжает цистерна очистить выгребную яму — у них вакуумный насос с удлиненной трубой, специально для этого дома. Ну да они обязаны это проделывать, ничего не попишешь — таковы правила.