Избранные произведения. IV том

Обладая некоторым педагогическим опытом, воспитывая двоих детей, Пейдж давно пришла к выводу, что дети гораздо легче, чем взрослые, могут справляться с сильными переживаниями. Этот потенциал лучше всего реализовался тогда, когда дети имели стабильную семью, чувствовали большую привязанность своих родителей и были уверены, что их уважают и любят. Она почувствовала прилив гордости за то, что ее дети оказались такими эмоционально подготовленными и сильными, — но потом суеверно и незаметно все-таки постучала по деревянной спинке кровати, прося про себя Бога не наказывать ее и ее детей за ее тщеславие.

Самое удивительное, что после того, как Шарлотта и Эмили приняли душ, залезли в свои пижамы и легли в постель в соседней комнате, им захотелось, чтобы Марти почитал им перед сном и продолжил стихи о злом двойнике Санта-Клауса. Пейдж почувствовала неприятную и несколько жуткую схожесть между придуманными стихами и последними страшными событиями в их жизни. Она была уверена, что и Марти, и девочки тоже видели эту связь. Тем не менее Марти обрадовался возможности почитать им свои стихи, раз дети захотели послушать их.

Он поставил стул ровно посередине двух кроватей. Спеша покинуть свой дом и второпях собирая вещи, он, однако, не забыл прихватить свой блокнот, который назывался «Рассказы для Шарлоты и Эмили» а также лампочку-прищепку, работающую от батарейки. Он сел и поднес к глазам блокнот. Винтовка лежала на полу возле его ног. «Беретта» была на туалетном столике, до которого Пейдж могла дотянуться в считанные секунды. Марти подождал, пока не наступит тишина. Вся сцена во многом напоминала ту, которую Пейдж так часто наблюдала дома, в спальне девочек, если не считать двух моментов. Две двуспальные кровати были для Шарлотты и Эмили слишком большими, и они казались детьми из сказки, бездомными беспризорниками, которые проникли в замок к великану, в надежде украсть немного каши и переночевать в комнате для его гостей. И еще то, что миниатюрная лампочка, крепившаяся на блокноте, не была единственным источником света; один из ночников был не погашен и оставался гореть всю ночь, что было единственной очевидной уступкой их страхам.

Пейдж с удивлением обнаружила, что и сама с удовольствием послушает продолжение поэмы. Она села в ногах Эмили.

Пейдж размышляла о том, что именно таилось в семейном чтении и заставляло людей желать этих минут наравне с пищей и водой.

Фильмы никогда не привлекали столько людей, как во время Великой депрессии. Во времена застоя книги шли нарасхват. Причем людьми двигало не просто желание отвлечься от своих проблем. Причина этого была гораздо глубже и загадочней.

Когда в комнате воцарилась тишина и наступил нужный момент, Марти начал читать. Из-за того что Шарлотта и Эмили настояли, чтобы он начал с самого начала, он прочел стихи, которые они уже слышали в субботу и воскресенье, остановившись на том, что злой двойник Санта-Клауса стоял у двери на кухню в доме Стиллуотеров, намереваясь проникнуть внутрь.

С кучей отмычек, напильником, ломом
Нет для него ни замков, ни запоров.
С легкостью он проникает за дверь,
Страшно подумать, что будет теперь.
Санта крадется на кухню к буфету —
Разом съедает торты и конфеты,
Из холодильника он достает,
Кетчуп, желе, молоко и компот.
Все выливает — и за порог,
Но напоследок плюет он в пирог.

— Ой, жуть! — произнесла Шарлотта.

— Поджилки затряслись? — спросила Эмили.

— А с чем был пирог? — поинтересовалась Шарлотта.

— С начинкой из изюма, миндаля и сахара, — ответила Пейдж.

— Ой! Тогда я его не виню, что он в него плюнул.

Вот он крадется тихонько по холлу,
Вот он увидел — над телефоном
Две ярких, веселых картинки висят:
Эмили нарисовала утят
Лотти — чей-то красивый портрет,
Вот наш злодей извлекает на свет
Красный фломастер…
И ты посмотри! —
Пишет огромными буквами «ФИ!»

— А, он критик! — вскрикнула Шарлотта, сжимая руки в кулачки и отчаянно размахивая ими перед собой.

— Критики! — Эмили преувеличенно вздохнула и закатила глаза, как не раз делал ее отец.

— Господи! — сказала Шарлотта, закрывая лицо руками. — В нашем доме — критик!

— Но вы же знали, что это будет страшная история, — сказал Марти, и продолжил: