Избранные произведения о войне

Он побежал к другому очагу. Здесь дело было посерьезнее. Железо крыши прогорело, занимались стропила. Маленькая немолодая женщина суетилась вокруг пожара. Она попыталась залить его водой. У нее не было сил удержать тяжелый шланг, и она то и дело опускала его. Дыра на крыше ширилась. Обнажилась большая Деревянная балка. Она дымилась.

— Сейчас проломит потолок. Ой, что будет! — кричала женщина.

Саша сорвал с женщины асбестовый капюшон и напялил его себе на руки. Он подвел руки под балку и сильно рванул ее. Балка скрипнула и подалась. Гигант поднял это пылающее бревно и швырнул его вниз, на улицу. Женщина, подняв голову, с восхищением смотрела на Сашу. Он казался ей сказочным богатырем.

— Иди, мать, вниз! — крикнул ей Саша. — Не ровен час сметет тебя воздушной волной.

Он побежал по крыше. Он действовал лопатой и ломом, а иногда просто руками и потушил еще несколько пожаров. Он тушил их с той силой и рассчитанной ловкостью, с какой делал всякую физическую работу.

Потом он спустился во двор. Здесь он тщательно почистил гимнастерку и брюки. Под краном он вымыл руки, лицо и причесался.

Несколько ребят из противопожарной охраны подошли к нему и спросили его имя.

— А зачем вам?

— Мы хотим объявить вам благодарность в приказе.

— Обойдется, — сказал Саша и побрел в убежище.

Здесь все спали. Спала Тася, прислонившись к сырой стене. Дремал Аркадий, свесив голову на грудь.

Саша потряс его за плечо. Аркадий открыл глаза.

— Где ты был? — спросил он, зевая.

— Погулял.

— A! — сказал Аркадий.

Он посмотрел на часы и забеспокоился:

— А наши игрушки уже, наверное, кончают грузить, Пошли.

Он встал и посмотрел на Тасю.

— Пусть спит, — тихо сказал Саша.

Аркадий выгреб из кармана остатки конфет и положил их девушке на колени.

* * *

Ровно в двадцать четыре ноль-ноль друзья подошли к артскладу. Место в кабине занял воентехник второго ранга, сопровождавший груз. Аркадий и Саша сели наверху, на ящики с боеприпасами. Меня они устроили на почетном месте — под стенкой кабины, где ветер задувал не так сильно.

Мы ехали молча, глядя вдаль, на зарево пожара, бушевавшего на западе, в стороне Ораниенбаума. Поближе, в городе, пылал лесной склад. Пожар освещал нам путь. Артиллерия била не умолкая. С неба спускалась осветительная ракета на парашютике. Она горела нестерпимо ярко. Со всех сторон на нее накинулись зенитные пулеметы. Они прочерчивали ночь цветным пунктиром. Ракета потухла.

У заставы нас задержало нагромождение надолб. Мы медленно проехали по узкому коленчатому проходу, оставленному для машин.

Саша сказал:

— Она тебе глянулась.

Кто? Таська твоя? Да я этого добра…

Аркадий усмехнулся и пренебрежительно махнул рукой.

Мы обогнали часть, идущую на фронт. Бойцы оглядывались на нас. Они шли по обочинам дороги.

— И ты ей глянулся, — сказал Саша.

— Я? Здрасте пожалуйста!

Аркадий чувствовал себя немного виноватым. По обычаям рыцарской дружбы, господствовавшим в Одессе, он не имел права приударить за чужой девушкой. Кроме того, он видел, что гигант страдает, и ему захотелось утешить его.

Мы въехали в какую-то дачную местность. Канонада становилась глуше, пожары отдалились, от них остались только розовые отсветы на небе. Стало темней, и машина двигалась все медленнее.

— А она здорово влипла в тебя, Сашка, — сказал Аркадий, — она меня все расспрашивала, кто ты, да шё ты, просто надоела.

— Трепаться-то брось, — неуверенно сказал Саша.

— А шё такое? Ты красивый из себя парень.

— Какой же я красивый! — слабо сопротивлялся Саша.

— Ты?!

Аркадий принялся с азартом доказывать Саше, что он очень красив.

— У тебя же представительная фигура. На такой шее, как у тебя, готова повиснуть любая девушка. Во всем взводе нет парня красивше, как ты.

Аркадий не переставал говорить. Он ругал Сашу за то, что тот якобы холоден с Тасей.

— Очень красиво, да? Завлек девушку и бросил.

Он говорил с Сашей то нежно, как мать говорит с заболевшим ребенком, то прикидывался ревнивым и клялся, что больше никогда не пойдет с Сашей к девушкам.

— Шёб я пропал! Это же немыслимое дело — иметь успех рядом с тобой.

Кое-как ему удалось затянуть рану на исстрадавшемся сердце гиганта.

Слегка запинаясь от стеснительности, Саша прошептал:

— Да разве я что говорю? Я сам вижу: таких-то девушек на белом свете одна-две — и обчелся. А уж какая красивая! Подумай, Аркадий, кабы не война, дак я ее и не встретил бы. Вот уж правда, кому — война, а кому — мать родна.

Гигант засмеялся тихим, счастливым смехом.

Мы проезжали мимо полуразрушенных дач, мимо заколоченных павильонов, мимо маленьких лодочных пристаней. Пахло морем. Справа был Финский залив. В темной дали его вспыхивали и гасли огни. То кронштадтские бастионы стреляли по ордам фон Лееба, обложившим Ленинград.

А Саша продолжал шептать. Темнота сделала его смелым. Впервые он раскрывал перед другом свою нежную, застенчивую душу: