Избранные произведения писателей Дальнего Востока

До сих пор звучит в ушах Синчхоля этот дрожащий голос. То была почти мольба. Она пробудила в Синчхоле такие думы, которые до сих пор были запрятаны в глубоком тайнике его души и в которых он раньше побоялся бы себе признаться. Как быть? Сделать так, как советовал ему Пенсик, с которым он виделся вчера? Пенсик — тот самый студент, что зубрил «Свод шести законов» и на которого обратил внимание Синчхоль, когда в последний раз был в читальне. Тогда Пенсик показался ему таким тупым и ничтожным, а теперь он стал уже следователем. В первый момент встречи Синчхоль был немало изумлен, но потом в нем заговорила гордость. Он нарочно напустил на себя подчеркнуто независимый вид. Разумеется, он и не думал прислушиваться к его советам, но даже просто сидеть перед ним, сознавая его превосходство, Синчхолю было крайне неприятно. Он отвернулся и отвечал упорным молчанием на все вопросы Пенсика. Несмотря на это, Пенсик по долгу службы или как бывший однокашник разговаривал деликатно и терпеливо. Теперь-то Синчхолю ясно, что отец ходил к Пенсику и униженно просил его повлиять на сына. И тот добросовестно и с жаром пытался убедить Синчхоля. «Разумеется, и я того же мнения, — говорил Пенсик, — нельзя полностью одобрить капиталистический строй и сказать, что в нем все справедливо и правильно, и совершенно естественно, что появляются смелые борцы, которые не признают этот строй и пытаются построить новое общество! Но уничтожить этот строй — длинная история! Ты сам отлично понимаешь, что для этого нужны долгие годы и огромные жертвы. «Я жертвую собой ради этого великого дела», — думаешь ты и убежден, что это прекрасно. А ты бы подумал иначе: что, мол, значит, в этом деле одна моя жертва? От этого революция не свершится ни сегодня, ни завтра. А ведь жизнь дается нам один раз, как же я могу пренебрегать собой? А о семье своей ты подумал? Их положение довольно плачевное. Не придется ли им из-за тебя завтра же просить милостыню под окнами? А представь себе только, что в этой тюрьме тебе придется провести лет десять, а может быть, и того больше... Ты, вероятно, хорошо осведомлен, что даже в Японии некоторые главари коммунистической партии[59] совершили полный поворот. Они, наверно, немало думали. Я высказал все. А что ты обо все этом думаешь?»

Пенсик с самодовольной улыбкой смотрел на Синчхоля и ждал. Его намерение своей явно эгоистической теорией склонить Синчхоля к измене вызвало в нем лишь усмешку. Он почувствовал себя даже оскорбленным. Он не стал отвечать Пенсику. Тот разгадал его настроение.

— Ну что ж, возвращайтесь и как следует глубоко все продумайте. Я не по долгу службы, а во имя прежней дружбы ото всего сердца заклинаю...

В это время к Синчхолю подошел надзиратель и скомандовал:

— Встать!

 

Насколько же ослабела его отчаянная решимость в тот момент, когда он увидал сегодня изнуренное лицо отца и почувствовал в его голосе мольбу. Синчхоль глубоко вздохнул. Перед ним проплыли лица его товарищей: Памсона, с которым вместе попали в тюрьму, и тех, кто остался там, на воле. Особенно ясно представилось ему страшно увеличенное лицо Чотче. Стараясь избавиться от этого видения, Синчхоль широко раскрыл глаза. Еще вчера вечером он с такой симпатией вспоминал это лицо, а сегодня оно почему-то пугало его.

Солнечные лучи, проникая в окошко, отражались на стене словно бы пучком красных ниток. Лучам приходилось пробиваться сквозь стекло, решетку, толстую сетку и четыре ряда тонкой сетки! Эти лучи стали его друзьями. Когда надзиратель заглядывал в «глазок», Синчхоль спрашивал у него, который час, и тоненькой царапинкой на стенке отмечал положение луча. По этим отметкам он теперь определяет время. Сейчас его «солнечные часы» показывают половину двенадцатого. Отец теперь вернулся домой и, наверно, очень страдает... Хоть он и ничего не сказал, но похоже, что ему пришлось уйти из школы. Отец — единственный кормилец семьи, и, если только он ушел из школы, они в безвыходном положении. Отец не хотел показать этого, но и без того нетрудно было догадаться.

Как же быть? Ради семьи он непременно должен вырваться отсюда. К тому же он настолько слаб физически, что ему просто невозможно здесь оставаться. Синчхоль вспомнил о пытках, которым подвергся в полицейском участке, и мороз пробежал у него по коже. Нет, второй раз ему такого не выдержать. Он умрет, если ему придется еще раз испытать нечто подобное, особенно теперь, когда он уже испробовал, что это такое. Он точно не знал, но, кажется, окончательного решения можно ждать и год и два, пока будет вестись следствие. И опять-таки сколько присудят: десять лет? пятнадцать?