У пропускного пункта космопорта он сделал остановку и был немедленно пропущен внутрь, где помчался над бетоном, как камень, вылетевший из катапульты. Госпиталь, возвышавшийся на краю обширного посадочного поля, походил на клиновидный кусок швейцарского сыра, острым углом обращенный внутрь. Гарнер успел добраться туда раньше, чем его настиг тепловой удар.
Очередь перед лифтом была обескураживающе длинной, а внушительных размеров кресло заняло бы почти всю кабину. Между тем люди уже не проявляли особого уважения к почтенному возрасту. Слишком много стало престарелых. Гарнер хорошенько вдохнул холодный воздух и выехал наружу.
За дверью он пошарил пальцами около пепельницы, вделанной в левый подлокотник кресла. Урчание мотора перешло в вой, и кресло внезапно полетело вовсе не на воздушной подушке. Видел бы его сейчас Мэсни! Шесть лет назад Мэсни кощунственно приказал ему избавиться от незаконного форсажного блока под страхом ареста по обвинению в использовании летательного аппарата с ручным управлением. Для друга — все, что угодно, рассудил Люк и спрятал панель управления в пепельнице.
Земля уходила вниз. Край шестидесятиэтажного здания пронесся рядом. Отсюда Гарнер смог увидеть отметины, оставленные Гринбергом и Мэсни. Волны термоядерного пламени разбрызгали плавящийся бетон во все стороны, образовав немалые воронки и запутанную сеть канав, похожую на следы земляных червей, и задели вход в тоннель для пассажиров, залив лестницы растопленным металлом. Теперь люди и машины убирали весь этот хаос.
Под Гарнером оказался солярий. Люк опустил свое кресло на крышу и промчался к лифту мимо принимавших солнечные ванны изумленных пациентов.
Спускающийся лифт был совершенно пуст. Гарнер вышел на пятьдесят втором этаже и предъявил сестре документы.
Все они находились в одной палате: Мидэй, Сэндлер, Бузин, Катц — двадцать восемь человек, оказавшихся ближе всего к Кзанолу, выплеснувшему свое отчаяние. Семеро были запакованы в пластиковые коконы. Пришелец забыл приказать им укрыться, и, когда стартовало «Золотое кольцо», они оказались на пути пламени. Прочие были погружены в искусственный сон. Неистовые видения время от времени искажали их лица.
— Джим Скарволд, — представился светловолосый круглолицый человек в форме врача-интерна. — Я слышал о вас, мистер Гарнер. Могу быть чем-то полезен?
— Хорошо бы. — Гарнер глянул на ряд медицинских капсул. — Кто-нибудь из них выдержит дозу скополамина? Они могут обладать информацией, в которой я нуждаюсь.
— Скополамин? Думаю, нет. Мистер Гарнер, что с ними случилось? Я проходил психиатрию в колледже, но не слышал ни о чем подобном. Это не бегство от реальности, не страх — простой или искаженный… Они находятся в отчаянии, не свойственном прочим людям. Мне сказали, что они пришли в такое состояние после контакта с инопланетянином. Если бы вы объяснили подробнее, выросли бы шансы помочь им.
— Вы правы. Вот что мне известно. — И Гарнер изложил доктору все, что произошло после того, как статую извлекли из океана.
Тот молча выслушал рассказ и заключил:
— Значит, он не просто телепат, а может управлять умами. Но что он мог приказать, чтобы получилось вот это? — Врач указал на ряд спящих пациентов.
— Ничего, — ответил Гарнер. — Вряд ли он в тот момент отдавал приказы. Он как раз испытал адский шок и переживал его вслух. — Люк положил огромную руку на плечо доктора. Скарволд удивленно дернулся от тяжести. — Если бы я собирался их лечить, то в первую очередь выяснил бы, кем они себя считают. Самими собой? Или инопланетянами? Пришелец мог наложить на них свою матрицу эмоций, а то и памяти. Но у меня другая задача. И как частное лицо, и как представитель АРМ я хочу выяснить, зачем Гринберг и инопланетянин захватили по космолету и рванули отсюда. Они должны были понимать, что это межпланетные корабли, а не колонизационные. Может ли где-то в Солнечной системе находиться база инопланетян? Что они разыскивают? Возможно, доктор Скарволд, нам удастся вытянуть ответы на обе загадки одновременно.
— Скорее всего, вы правы, — медленно произнес Скарволд. — Дайте мне час, чтобы определить, у кого тут самое здоровое сердце.
Вот почему Люк всегда держал в перчаточном отделении кресла книжку карманного формата. При его профессии ждать приходилось часто.
Артур Т. Катц, опытный пилот прямоточных ракетных ускорителей (типы C, D и H-1), неистово дергался. Руки бесцельно молотили воздух. Он начал издавать какие-то звуки.
— Еще несколько минут, — сказал Скарволд. — Он выведен из искусственного сна, но проснуться должен сам.
Гарнер кивнул. Прищурившись и слегка поджав губы, он изучал пациента. С тем же видом мог бы наблюдать за незнакомой собакой, раздумывая, хочет ли она лизнуть ему лицо или перегрызть глотку.
Катц сначала вытаращил глаза, потом отчаянно зажмурился — и осторожно открыл их снова. Закричал, замахал руками. Он задыхался. Жуткое зрелище. На несколько секунд ему удавалось восстановить дыхание, но он тут же начинал хватать воздух ртом. Он был перепуган и, как подумал Гарнер, боялся не только удушья.