— Простите, что задержал вас, — сказал он. — Мне хотелось бы, чтобы вы осмотрели весь дом, все сделанное для то-
го, чтобы он снова стал удобным для жизни. Мой двоюродный брат последние годы занимал одну комнату. И вряд ли заглядывал в другие. Быть может, в следующий раз мы это устроим…
Миссис Партон, достигнув своей цели, повернулась к ним спиной и вышла. Дамарис провела рукой по диванчику у окна.
Мистер Фок склонился к старомодной, с вуалью, шляпке Саранны.
— Мисс Стоувелл, — прозвучал его еле слышный шепот, — правда ли, что вы знакомы с молодым Партоном?..
Он не закончил фразу. Будто опасался, что позволил себе вольность, недостойную джентльмена.
Не задумываясь, Саранна ответила правду:
— Я знаю его только как сына миссис Партон.
— Значит, он не…
— Знаете, — вернулась Дамарис, — в таком доме обязательно должно быть место для сокровищ. Как у дедушки. Хотя, может, не такое большое. — Она покачала головой, не в силах признать, что что-нибудь когда-нибудь способно будет затмить чудеса Тенсина.
К своему отчаянию, Саранна так и не услышала окончание вопроса мистера Фока. Неужели он сомневался в правдивости слов Гоноры? Если бы Дамарис дала им еще хоть немного времени, она могла бы разрешить свою дилемму и даже, может быть, заручиться сочувствием жениха Гоноры, чтобы отвести угрозу — Руфуса Партона. Но другой возможности поговорить у них уже не было. Дамарис продолжала щебетать о тайниках и сокровищах, пока они снова не оказались в карете.
Миссис Партон сразу приказала трогать, и карета покатила. Джеррад Фок остался стоять в дверях, и у Саранны даже не было возможности поблагодарить его за эту короткую отлучку из Тенсина с его тенями, омрачающими будущее.
— Мне нравится мистер Фок, — заявила Дамарис. Карета ехала куда быстрее, чем сюда, — как видно, на Сэма подействовал приказ экономки вернуться как можно скорее. — Но Тенсин лучше «Отрады королевы». Мне кажется, она тоже так считает. Тенсин больше и богаче.
После ланча Саранна пошла в гостиную. Кажется, это была одна из немногих комнат, куда не разрешалось заходить Руфусу. Поэтому она спокойно села, держа в руках зачитанную Библию матери. Некоторое время девушка думала о прошлом, о тех светлых временах, когда нищета не заставляла Кетуру Стоувелл постоянно держать иглу в руках. По воскресеньям бывали библейские притчи, пение гимнов и игра на клавесине — самой ценной вещи бабушки Саранны. Вспоминать дальше было больно, и Саранна решительно отвергла самое болезненное.
Занятая своими мыслями, она смотрела на массивную ширму из тика, которая отчасти закрывала выход в коридор. Высота ширмы составила не менее семи футов, а сама ширма частично состояла из синих и белых изразцов. На верхних изразцах были изображены пейзажи, на нижних — символические фигуры. Среди них те, что, по словам Дамарис, представляли пять благословений. Загибая пальцы, Саранна перечислила их.
Долгая жизнь, богатство, доброе здравие и душевное спокойствие, любовь к добродетели и исполнение воли Неба. Только над двумя из них человек способен установить контроль: над третьим и четвертым, а может, и вовсе только над четвертым. Прочее зависит от случая, удачи и, пожалуй, божественного произволения. Но можно сделать выбор и возлюбить добродетель.
Взгляд девушки переместился с этих фигур, столь чуждых для западных глаз, что в них трудно было признать рисунок, на затейливо расписанные плашки под ними. Вначале высокие горы причудливой формы и кажущиеся карликовыми на их фоне фигурки трех всадников на пустынной дороге. Несмотря на необычность рисунка, чувствовалось, что всадники едут по бесплодным землям. Далее изображался сад; под цветущим деревом за столом сидел человек, а на столе лежали орудия ученого: чернильница, чернильный камень, кисточка, бумага, подставка для кисточек, печать. Немного в стороне другой человек сидел с флейтой в руках — скрестив ноги, прислонясь спиной к скале.
Третья картина… Саранна застыла. Выпрямилась, словно ее ударили. Где она могла это видеть? Нет, она не видела этого наяву, только во сне!
Ведь это была сама суть ее сна!
На одной стороне были изображены трое музыкантов — барабанщик, человек с флейтой у губ и женщина, прислонившая к колену инструмент с длинным грифом. Женщина перебирала его струны. В центре стояла танцовщица в платье с широкими рукавами, просторные юбки вились вокруг ног, как будто она мгновение назад закончила танцевать. Ее волосы были убраны в такую же высокую прическу, как у Женщины-Лисы.
Недоставало только двух мелочей: кружка сидящих лис и лисьей маски — у танцовщицы в сине-белом платье было человеческое лицо. Вот оно что! Должно быть, Саранна видела этот изразец, и этот рисунок без ее ведома сохранился в каком-то уголке ее памяти. Потом на него наложились рассказы о тенсинских лисах, и все это вылилось в сон!
Вот только… Она коснулась спрятанной подвески. В таком случае откуда эта подвеска? Если это дар Женщины-Лисы, почему он сделан? Но, разумеется, никакой Женщины-Лисы не существует! Сон приснился ей под влиянием этого рисунка и…
— Саранна!