Избранные произведения. Том II

Мишель и его хитрости… Стоило бы ожидать, что к этому времени она станет невосприимчива ко всей его психологической-алхимической абракадабре. Ей пришлось столько всего вынести! Но ладно, уж лучше это, чем бесчувственность. В этом тонком чувстве присутствовало некоторое болезненное великолепие, и она могла его вынести и даже находила в нем какое-то удовольствие, иногда… И совершенная насыщенность предвечерних оттенков заливала все вокруг. Гавань Родоса в этом ностальгическом свете выглядела изумительно: большой маяк на западном мысе, пара полязгивающих буев, красный и зеленый, по левому и по правому борту. Затем вошли в спокойную темную воду, встали на якорь, спустились в шлюпки при слабеющем освещении, проплыли между рядами экзотических кораблей, среди которых не было и двух одинаковых — проектирование судов сейчас переживало период быстрого внедрения инноваций, с созданием новых материалов не осталось практически ничего невозможного, и все старые разработки переосмысливались, существенно изменялись и возвращались к прежнему виду. Им попадался то клипер, то шхуна, то что-то похожее на аутригер… Когда они, наконец, причалили в шумном деревянном доке, уже наступили сумерки.

В такое время дня все прибрежные города походили друг на друга. Горная дорога, узкий парк, ряды деревьев, дряхлые гостиницы и столовые за причалами… Они заселились в одну из таких гостиниц, а потом вышли прогуляться по доку, поели под навесом, как Майя и планировала. Она расслабилась на стуле, который твердо стоял на земле, наблюдая за светлой заводью перед вязкой черной гаванью, слушая, как Мишель разговаривает с людьми, сидящими за соседним столиком, пробуя оливковое масло и хлеб, сыры и узо. Удивительно, сколько боли иногда причиняла красота и тем более счастье. Но ей все равно хотелось сидеть так на стуле, неуклюже развалившись после еды, хоть до самой бесконечности.

Но, конечно, это желание не исполнилось. Они поднялись в спальню, держась за руки — она вцепилась в Мишеля со всей силы. А на следующий день они перенесли свой багаж через весь городок ко внутренней гавани, чуть севернее первого шлюза канала, и подняли на большое судно, длинное и роскошное, как баржа, превратившаяся в круизный корабль. Они вдвоем оказались в числе примерно двухсот пассажиров, включая Вендану и компанию ее друзей. А впереди, опережая их на несколько шлюзов, на частном судне на юг продвигалась Джеки и кучка ее приспешников. Некоторые ночи им предстоит провести в доках одних и тех же прибрежных городов.

— Любопытно, — растягивая слова, проговорила Майя, отчего Мишель и обрадовался, и насторожился одновременно.

Русло Гранд-канала было вырыто с помощью воздушных линз, которые собирали солнечный свет, поступавший от солетты. Линзы летали очень высоко в атмосфере, выше тепловых облаков газов, которые выбрасывались тающими и испаряющимися породами, — летали ровными рядами и выжигали на земле следы, не имеющие ничего общего с существующими топографическими деталями. Майя смутно припомнила, как смотрела видео, как это происходило, но его снимали с большого расстояния, поэтому реальный размер канала оказался для нее неожиданностью. Их длинный и низкий корабль вошел в первый шлюз, слегка поднялся на воде, вышел из открытых ворот — и они очутились внутри, в рябящемся от ветра водоеме в два километра шириной, который тянулся ровной линией строго на юго-запад к морю Эллады на две тысячи километров. Огромное множество больших и малых судов сновали в обоих направлениях. Они держались правой стороны, причем более медленные, следуя стандартному морскому правилу, шли ближе к берегу. Почти все судна были моторными, хотя на многих стояли мачты в шхунном вооружении, а некоторые из самых малых лодок шли под треугольными парусами без двигателей — Мишель, указав на них, назвал их «дау». Вероятно, дизайн был придуман арабами.

Где-то впереди шел агитационный корабль Джеки. Майя старалась об этом не думать, сосредоточившись на самом канале и переводя взгляд с одного берега на другой. Смотря на них, становилось заметно, что канал не был вырыт, а образовался испарением породы: температура под концентрированным светом воздушных линз достигала пяти тысяч градусов Кельвина, и камень попросту расщеплялся на атомы и выстреливал в воздух. После охлаждения некоторые материалы падали обратно на берега и в сам канал, заливая его, как будто лавой. Таким образом, у канала образовалось плоское дно и берега в сто метров высотой. Ширина его составляла не менее километра — закругленные черные шлаковые валы, почти лишенные растительности и примерно такие же голые и черные, как в то время, когда они охладились, сорок М-лет назад, — только изредка в засыпанных песком трещинах процветала зелень. Вода у берегов тоже была черной, чуть темнее неба, что явно говорило о темном дне канала. И повсюду — вьющиеся зеленые полосы.