Избранные произведения. Том III

Преступление третье: пускание стрел, когда не имеешь перед собой цели, нежелание считаться со слушателем или читателем. Несколько лет назад на городской стене в Яньани я видел такой плакат: «Рабочие и крестьяне, соединяйтесь для завоевания победы над японскими захватчиками!» Содержание этого плаката совсем неплохое, но в слове «» («рабочий») вторая черта иероглифа «» написана не вертикально, а с двойным изломом «». Ну, а иероглиф «» в этом же слове? Справа внизу к нему прибавлены три наклонные черточки «». Сразу видно, что писавший товарищ учился не иначе, как у древних ученых. Но зачем ему понадобилось так писать на плакате в Яньани и притом во время войны Сопротивления — это уж уму непостижимо. По-видимому, он дал себе зарок писать так, чтобы простой народ его не читал, — иное объяснение придумать трудно. Если коммунист действительно хочет заниматься пропагандой, он должен учитывать, с кем имеет дело, должен подумать о тех, кто будет читать его статьи и написанные им иероглифы, кто будет слушать его речи и его беседы. Если он поступает иначе, значит он решил действовать так, чтобы люди его не читали и не слушали. Зачастую многие думают, что все, что они пишут и говорят, понятно всем. На самом же деле это совсем не так, потому что пишут и говорят они по шаблонным схемам, и где уж тут людям понять их! Поговорка «играть на лютне перед буйволом» выражает насмешку над тем, перед кем играют. Если же мы истолкуем эту поговорку иначе, вложив в нее уважение к тому, перед кем играют, то останется только насмешка над музыкантом: почему он бренчит, не разбираясь в том, кто его слушает? Это особенно касается любителей шаблонных схем, которые, обладая вокальным дарованием вороны, тем не менее хотят во что бы то ни стало идти со своим карканьем в народные массы. Если верно, что, пуская стрелу, надо иметь перед собой цель, а играя на лютне, надо помнить о слушателях, то как же можно забывать о читателях или о слушателях, когда ты пишешь или говоришь? С кем бы мы ни дружили, можем ли мы стать задушевными друзьями, если мы друг друга не понимаем, если мы не знаем, что у каждого из нас на душе? Если человек, ведущий пропагандистскую работу, будет болтать, не обследовав, не изучив, не зная своих читателей и слушателей, никакого толку от такой пропаганды не будет.

Преступление четвертое: серость языка статей и речей, уподобляющая их «бесаню»[24]. Те типы, которых шанхайцы называют «бесанями», так же бледны и тощи, производят такое же отталкивающее впечатление, как шаблонные схемы в нашей литературе. Когда статья или речь так и пестрит одними и теми же терминами, когда она написана школярским языком и в ней нет ни одного живого слова, — разве это не значит, что язык ее сер, что облик ее отвратителен, как «бесань»? Если человек семилетним ребенком поступает в начальную школу, подростком — в среднюю, двадцати с лишним лет оканчивает высшее учебное заведение и за все это время ни разу не соприкасается с народными массами, то бедности и примитивности его языка удивляться не приходится. Но ведь мы — революционеры, мы работаем для народных масс, и нам не справиться с нашей работой, если мы не будем учиться у народа его языку. У нас есть много товарищей, которые, занимаясь пропагандистской работой, не учатся языку. Их пропаганда крайне скучна, их статьи мало кто читает с охотой, их речи мало кто с охотой слушает. Почему нужно изучать язык и притом изучать чрезвычайно усердно? Потому что языку не выучишься походя, на это надо положить много труда.

Во-первых, надо учиться языку у народа. Лексика народного языка является исключительно богатой и живой, отражающей реальную жизнь. Очень многие из нас языком как следует не владеют, и поэтому в статьях, которые мы пишем, и в речах, с которыми мы выступаем, не найдешь живых, метких, сильных фраз; они мертвы и сухи, как мумии. Тощие и противные, эти статьи и речи напоминают «бесаней», а вовсе не здоровых людей.

Во-вторых, надо брать из иностранных языков то, что нам необходимо. Это не значит, что мы должны насильно втискивать в наш язык слова и обороты иностранных языков или злоупотреблять ими; это значит лишь, что мы должны черпать из иностранных языков все лучшее, все, что для нас пригодно. Ведь нельзя обходиться одной только старой китайской лексикой; уже сейчас в составе нашего словаря есть много слов, взятых нами из иностранных языков. Вот, например, сегодня здесь собрались наши кадры, а ведь слово «кадры» пришло к нам из-за границы. Нам надо черпать извне побольше нового, надо черпать не только передовые идеи, но и новые термины и выражения.

В-третьих, мы должны еще учиться тому живому, что есть в языке наших предков. Мы недостаточно усердно учились языку, а потому пока еще не использовали в полной мере и рационально то многое в языке наших предков, что еще жизнеспособно. Конечно, мы решительно против использования уже отмершей лексики и отмершей фразеологии — это бесспорно, но воспринять все хорошее, годное мы должны.