Избранные произведения в двух томах. Том второй

В деле Никитина было много своеобразного. Ведомый как настоящее коммерческое предприятие, его магазин был в то же время проникнут идеей культуры. Среди книг были сочинения Тургенева, Крестовского, Костомарова, Островского, античные, французские, английские и немецкие (во французских переводах) классики, сочинения исторические и политико-экономические. Были следующие книги: “Речи и отчет о состоянии Московского Университета за 1858 г.”, “Химические сведения о различных предметах из вседневной жизни Джонсона”, “Гром и молния” Араго, “Метода для взаимного обучения взрослых людей” Золотова; были детские книги. Наряду с книгами магазин был богат “отличными иностранными принадлежностями для письма — почтовой бумагой, конвертами, сургучами и т. п.”. 1-го марта при магазине открылся “кабинет чтения” с платою за вход по 10 коп. сер., или в год 12 руб. Для бедных и учащихся рассрочка.

Никитин с головой ушел в новое дело. Друзья стали упрекать его в скупости и скопидомстве, бояться, что талант его погибнет в торговых хлопотах.

Здоровье поэта становилось все хуже и хуже. Дела идут хорошо. Он всячески пополняет свой магазин. Прослышав, что в Нижнедевицке у какого-то священника есть сочинения Иннокентия, он добывает их. 20 февраля Придорогин писал Второву про Никитина: “Худ он стал, как скелет, и едва-едва может перетащиться с одного дивана на другой; так он слаб и истощен!” Через месяц: “Здоровье его скверно. Он начал лечиться гомеопатией”. 8 мая сам Никитин писал Второву: “Верите ли — едва хожу, едва владею руками. Если настанет тепло и не поможет мне купанье, тогда останется одно: умереть”. 22 июня он пишет ему же: “Ноги мои распухли, покрылись красно-синими пятнами и окончательно отказываются мне служить”. Он мечтает ехать в Петербург, но болезни и дела не пускают его. 11 июня Придорогин пишет Второву, что доктора определили чахотку. Потом продолжает: “Физическое истощение убило в нем поэта; но зато с необыкновенною силою развернулся в нем мелочный и раздражительный дух спекуляции”. Действительно, от этого года осталось только пять стихотворений. Друзья видели причину этого в торговых делах. Сам Никитин — в болезни: “Я похож на скелет, обтянутый кожей, а вы хотите, чтобы я писал стихи”.

По-видимому, поэт был более прав, чем его друзья. В конце июля ему полегчало, и он тотчас принялся за “поправку своих мелких стихотворений”. Эта работа, результаты которой можно видеть при сравнении первого издания стихов со вторым, была тяжела и не богата творчеством. Литературные вкусы автора “Кулака”, конечно, были уже не те, что у дебютировавшего под эгидой гр. Толстого поэта, они сделались строже, в них наметился большой сдвиг от лирики к эпосу (“Все кажется риторикою”), но все же дух мелочной кропотливости несомненен в этой работе, как несомненна и причина появления его: образ жизни и болезни.

В погашение своего долга В. Кокореву Никитин предполагал выпустить “или два томика, или одну объемистую книжку”, включив сюда и “Кулака”. Но, как известно, книжка вышла без поэмы.

12 ноября 1859 года умер И. А. Придорогин. Смерть его тяжело перенес Никитин. Конец этого года отмечен новой вспышкой ссор с отцом на денежной почве.

Новый, 1860 год наступал при благоприятных условиях. Здоровье Никитина несколько восстановилось, он бросил диету; дела шли хорошо: магазин дал около полутора тысяч прибыли. Отношения с отцом были спокойней. Слава поэта все росла. Устроенный в воскресенье 9-го апреля в зале кадетского корпуса литературный вечер обратился в триумф Никитина. На программе стояли: “Уездный лекарь” Тургенева, “Чернец” Шевченко, “Литераторы-обыватели” Щедрина, “Забытая деревня” Некрасова, “Обоз” Успенского, в музыкальной части — Глинка. Никитин выступил седьмым номером и прочел “Поэту-обличителю”. Его два раза заставили повторить стихотворение. По словам местной газеты, “публика была довольна”.

К лету у Никитина созрела мысль съездить в Петербург и Москву. 10 мая он писал И. Брюханову: “А я мечусь как угорелый, отыскивая денег”. В начале июня Никитин выехал на почтовых. Он ехал отдохнуть и развлечься, но поездка вышла чисто деловой. В Москве он стоял в № 94 гостиницы Чижовых, близ Кремля. Москва не произвела на него особенно сильного впечатления. В Петербурге он остановился у Второва, по Бассейной, в доме Аничкова. Здесь он никого кроме книгопродавцев и писчебумажных оптовиков не видел. Хотелось ему увидеться с Майковым, но Майков жил в Парголове. Хотел Второв показать ему Петергоф, но не успел.

Осенью в Воронеже возникла мысль издать литературный сборник. У де Пулэ начались собрания по этому вопросу. Никитин здесь читал отрывки из “Дневника семинариста”. Работать над этой повестью ему мешала торговля. “В магазине мечусь как угорелый, а другого исхода нет, нужно метаться”, — пишет он Второву. Де Пулэ рассказывает, что Никитин читал ему конец повести у себя в магазине и при начале чтения воскликнул: “Доконал меня проклятый семинарист!” По окончании чтения у него пошла кровь горлом.