Поставила бокал, поднялась с пола и села к нему на колени, раскинув ноги. Сразу уперлась в его член, чего вовсе не хотела. Но стала раскачиваться. Выгнула спину и медленно раскачивалась, оседлав его, положив руки ему на плечи, пристально на него глядя.
Он открыл глаза.
— Прошу вас, — взмолился.
— Вы мне кое-что должны, я приму в счет долга вашу историю, — сказала я.
— Не думаю, чтобы я был вам что-то должен.
— Нет, должны.
— В самом деле?
— Вернуться должны были не вы, а Сын.
— Сожалею.
— Не думайте, что так легко отделаетесь.
— Да?
— Вы мне все испортили, и теперь я хочу взамен вашу подлинную историю.
Он воззрился как раз на то место, где я раскачивалась.
— История как история, таких много, — заметил он.
— Не важно, я хочу услышать ее.
— Даже не знаю, с чего начать.
— Начните с конца. С момента, когда вы начали спать и прекратили жить.
— Я сидел за столиком в кафе.
— С вами был кто-нибудь?
— Больше не было.
— Вы сидели один.
— Да. Я задремал, даже не склонив головы. Во сне прикончил анисовку, это случилось в первый раз. Когда проснулся и увидел пустой бокал, понял, что теперь так будет всегда.
— Может быть, окружающие.
— В смысле?
— Ну, официанты, разве они не разбудили вас?
— Кафе было немного старомодное, с престарелыми официантами. В пожилом возрасте многое понимаешь.
— Они вам позволили спать.
— Да.
— Который был час?
— Не знаю, где-то днем.
— Как вы вообще очутились в том кафе?
— Я уже сказал, это длинная история, не уверен, что хочу рассказывать ее вам, а кроме того, вы раскачиваетесь на мне, не понимаю зачем.
— Чтобы не дать вам вернуться обратно в ваш мир.
— А-а.
— Историю.
— Если я вам ее расскажу, вы сядете обратно на пол?
— Даже не подумаю, мне так нравится. А вам нет?
— Простите?
— Я спросила, нравится ли вам.
— Что именно?
— Вот это: когда я раздвигаю ноги и трусь о ваш член.
Он закрыл глаза, голова чуть отклонилась назад, я впилась пальцами в его плечи, он снова открыл глаза, поглядел на меня.
— Была одна женщина, я так любил ее, — начал.
Была одна женщина, я так любил ее. Все, что она ни делала, получалось прекрасно. В мире больше нет таких, как она.
Однажды она пришла с маленькой потрепанной книжкой в голубой обложке, очень изящной. Прекрасно то, что она ехала через весь город, чтобы мне ее привезти, я эту книжку увидел в старой книжной лавке и забыл обо всем на свете, только чтобы немедленно ею завладеть, такой она показалась мне неотразимой и ценной. У книжицы был великолепный заголовок:
— Возможно.
— Не находите ли вы, по крайней мере, что перед таким заглавием невозможно устоять?
— Возможно.
— Не важно. Важно то, что она пришла с этой книжицей. Я долго носил ее с собой, настолько любил. Она была маленькая, помещалась в кармане. Когда я преподавал, клал ее на кафедру, потом снова засовывал в карман. Прочел выборочно пару страниц, материя довольно скучная, но ведь не в этом дело. Прекрасно было держать ее в руках, листать. Прекрасно было думать: пусть в жизни случаются пакости, эта книжица лежит у меня в кармане, а рядом со мной — женщина, которая мне ее подарила. Вы способны это понять?
— Конечно, я ведь не дура.
— О, самое прекрасное позабыл. На первой странице, чистой, была дарственная надпись, довольно трогательная. Книга была подержанная, как я говорил, и на первой странице — дарственная надпись:
— Конечно.
— Прошло время, и со временем я потерял женщину, которую так любил, по причинам, которые нас сейчас не интересуют. С другой стороны, я не уверен, что понял, почему это произошло. Так или иначе, я продолжал таскать с собой…
— Эй, минуточку. Кто сказал, что причины нас не интересуют?
— Я.
— Говорите за себя.
— Нет, я говорю за нас двоих, и, если это вас не устраивает, спускайтесь с моих колен, и пусть вам эту историю расскажет Сын, когда вернется.
— Ладно, ладно, необязательно вам…
— Наступили странные времена, мне казалось, будто я овдовел, я ходил, как ходят вдовцы, знаете, в полуобморочном состоянии, вертел головой, как птица, сбитая с толку. Понимаете, что я имею в виду?
— Да, думаю, да.