Избранные произведения в одном томе

— Какое печенье? — спрашивает он, чтобы поставить неорепрезентационализм на место.

— С шоколадной крошкой, — отвечает Рейнольдс. — Навина уже показала тебе видеоклипы? Они просто завораживают! Она скинула их мне в дропбокс.

Она садится рядом с ним и начинает разливать чай.

Дропбокс? Это еще что такое? Ему ничего не приходит в голову, кроме того, что это какой-то новомодный вид фитнеса. Но спрашивать он не станет.

— Вот первый, — говорит Навина. — «Речной пароход», год примерно шестьдесят пятый.

Засада, предательство! Однако Гэвин не может не смотреть. Его словно втягивает в воронку времени — центростремительная сила непреодолима.

Изображение зернистое, черно-белое; звука нет. Камера едет по комнате: какой-то сраный кинолюбитель, а может, это заготовка для одного из первых документальных фильмов о «Пароходе»? На сцене, кажется, Сонни Терри и Брауни Макджи, а это вроде бы Сильвия Тайсон? За столиками — несколько поэтов, его приятелей тех давних дней, в давно вышедших из моды прическах и курчавых, вызывающих, оптимистических бородах. Многих уже нет на свете.

А вот и он сам, и Констанция рядом. Он без бороды, из угла рта свисает сигарета, и он небрежно обнимает Констанцию одной рукой. Смотрит не на нее, а на сцену. А вот Констанция смотрит на него. Она всегда смотрела на него. Такая трогательная пара; еще не побитые жизнью, полные сил и надежд, совсем как дети. Не ведают, что скоро ледяной вихрь судьбы погонит их в разные стороны. Гэвину хочется плакать.

— У нее очень усталый вид, — довольно произносит Рейнольдс. — Смотри, какие мешки под глазами. И вокруг глаз черные круги. Она, похоже, совсем вымотана.

— Усталый? — повторяет Гэвин. Он никогда не думал о том, что Констанция может уставать.

— Ну еще бы у нее был не усталый вид! — подхватывает Навина. — Она столько всего тогда писала! Разработала практически полный план Альфляндии, да еще так быстро! И к тому же она работала — в том заведении, фастфуде, с жареной курицей.

— Она никогда не говорила, что устала. — Гэвин вынужден что-то сказать, потому что эти двое уставились на него — не с упреком ли? — Она была очень выносливая.

— Она писала вам об этом, — говорит Навина. — О том, что устает. Но тут же оговаривалась, что для вас она всегда полна сил! И просила, чтобы вы обязательно будили ее, даже если придете поздно. Прямо так и написала! Мне кажется, она вас любила по-настоящему. Это так мило.

Гэвин в растерянности. Она ему писала? Он этого не помнит.

— С какой стати она стала бы писать мне письма? Мы жили вместе.

— Она обращала к вам заметки в своем дневнике, — объясняет Навина, — и оставляла его на столе, потому что вы спали допоздна, а ей нужно было идти на работу, но потом вы просыпались и читали ее послания. И писали под ними ответ. В ежедневнике с черной обложкой, точно таком же, как те, в которых она разрабатывала карты и списки для Альфляндии. Каждая страница — отдельный день. Неужели вы не помните?

— Ах, это, — Гэвин что-то смутно припоминает. Лучше всего ему помнится пронизанное сиянием утро после ночей с Констанцией. Первая чашка кофе, первая сигарета, первые строки первого стихотворения, проступающие словно по волшебству. Те стихи по большей части оказывались весьма годными. — Да, смутно припоминаю. Как вы об этом узнали?

— Он оказался в ваших бумагах, — объясняет Навина. — Дневник. Бумаги сейчас хранятся в Остинском университете. Вы их продали. Припоминаете?

— Я продал свои бумаги? Какие бумаги?

В памяти пусто, провал, словно прореха в паутине, такие провалы настигают его время от времени. Он не помнит ничего подобного.

— Ну, строго говоря, это я их продала. Я вела переговоры. Ты попросил меня взять это на себя. Ты тогда работал над переводом «Одиссеи». Вы знаете, он с головой уходит в работу, — продолжает Рейнольдс, обращаясь к Навине. — Он бы и поесть забывал, если бы я его не кормила.

— А то я не знаю! — восклицает Навина. Они обмениваются заговорщическим взглядом: «Гениям нужно потакать». Гэвин думает, что это лишь более лестная для него интерпретация другой максимы: «Старым пердунам нужно подыгрывать».

— Теперь давайте посмотрим второй клип, — говорит Рей, подаваясь вперед. «Смилуйся! — про себя умоляет Гэвин. — Я растянут на дыбе. Эта юная принцесса совсем загнала меня. Я понятия не имею, о чем она говорит! Давай заканчивать!»

— Я устал, — говорит он вслух, но, похоже, недостаточно громко: у этих двоих есть повестка дня, которую они намерены выполнить.

— Это интервью, взятое несколько лет назад. Его можно найти на Ютьюбе. — Навина щелкает стрелку, и изображение начинает двигаться — на этот раз оно цветное и со звуком. — Это на Всемирном съезде любителей фантастики в Торонто.