Избранные произведения в одном томе

Моя золотая Констанция. Она растеряна. Сбилась с пути. Потерялась. Заблудилась.

Экран меркнет.

— Правда, здорово? Она совершенно потрясающая, — говорит Навина. — И вот я подумала, может быть, вы мне хоть намекнете… Ну, она практически прямым текстом говорит, что вставила вас в Альфляндию, и для меня… для моей диссертации было бы просто потрясающе важно, если бы я могла вычислить, кого именно она с вас списала. Я вычеркнула всех, кто не подходил, и у меня остался список из шести кандидатов. Я составила перечень их характеристик, волшебных суперсил, атрибутов и гербов. Мне кажется, что вы — Томас-Рифмач, потому что он единственный поэт во всем цикле. Хотя он скорее пророк, потому что его суперсила — ясновидение.

— Какой Томас? — холодно переспрашивает Гэвин.

— Рифмач, — запинается Навина. — Это из баллады, известный персонаж. Из баллад Чайлда. Его украла королева волшебной страны, и ему пришлось ехать на коне по колено в крови, и семь лет про него никто на земле не слышал, а потом, когда он вернулся, его стали называть Верным Томасом за то, что он мог предсказывать будущее. Только в Альфляндии его, конечно, не так зовут — там он Хлювош Кристальное Око.

— Неужели похоже, что у меня стеклянный глаз? — совершенно серьезно спрашивает Гэвин. Она у него еще попотеет.

— Нет, но…

— Это совершенно точно не я, — говорит Гэвин. — Хлювош Кристальное Око — это Эл Пэрди.

Эта ложь доставляет ему невероятное наслаждение. Большой Эл, с его стихами про столярное дело, работник фабрики по производству кровяной муки — похищен королевой фей! О, если Навина это вставит в свою диссертацию, он будет ей по гроб жизни благодарен. Она и кровяную муку туда вплетет, у нее все сойдется. Но он сохраняет серьезное лицо; смеяться ни в коем случае нельзя.

— Откуда ты знаешь, что это Эл Пэрди? — подозрительно спрашивает Рейнольдс. И поясняет, обращаясь к Навине: — Не забывайте, что Гэви — ужасный лжец. Он и собственную биографию подтасует. Ему это кажется забавным.

Но Гэвин обходит ее:

— Откуда мне знать, как не от самой Констанции? Она часто обсуждала со мной своих персонажей.

— Но Хлювош Кристальное Око появляется только в третьем томе, — говорит Навина. — «Возвращение призрака». А он вышел гораздо позже… Ну то есть я хочу сказать, нет никаких письменных свидетельств, а вы с Констанцией тогда уже расстались.

— Мы встречались втайне. Мы виделись тайно многие годы. В туалетах ночных клубов. Нас влекла друг к другу роковая страсть. Нас бы и дикие лошади не оторвали друг от друга.

— Ты никогда не говорил мне! — восклицает Рейнольдс.

— Детка, я тебе о-о-очень много чего не говорил.

Она не верит ни единому слову, но доказать, что он лжет, не сможет.

— Это все меняет, — бормочет Навина. — Придется переписать… Придется заново обдумать центральную посылку. Это так… так… основополагающе! Но если вы не Хлювош, то кто вы?

— И впрямь, кто же я? Я часто думал об этом. Может быть, меня вовсе и нет в Альфляндии. Может, Констанция меня вычеркнула.

— Она сама мне сказала, что вы там есть, — говорит Навина. — По е-мэйлу, всего месяц назад.

— Она съезжает с катушек, — говорит Рейнольдс. — Даже по этому клипу видно, а ведь тогда ее муж еще был жив. У нее все перемешалось, наверняка она не может даже…

Навина обходит Рейнольдс, подается вперед и расширенными глазами впивается в Гэвина, понизив голос почти до интимного шепота:

— Она сказала, что вы спрятаны. Как сокровище. Правда, ужасно романтично? Как картинки-загадки, где надо искать лица в деревьях — так она выразилась.

Она и хвостом, и ножкой, и языком[528] — хочет высосать последние капли его сути из почти опустошенного черепа. Прочь от меня, блудница!

— Извините, ничем не могу вам помочь, — говорит он. — Я не читаю подобного мусора.

Врет, читал. Большую часть. Правда, это лишь укрепило его в прежнем мнении. Констанция не только плохой поэт или была плохим поэтом, когда еще пыталась сочинять стихи; она еще и бездарный писатель. «Альфляндия»! Уже по одному названию все понятно. «Фигляндия», так-то было бы верней.

— Простите, что? — произносит Навина. — Мне кажется, это очень неуважительно… это элитарный подход…

— Неужели вам больше нечем заняться — только распутывать эти зловонные комья жабьей икры? Такая прекрасная особь женского пола, и пропадает даром, такая аппетитная попка засыхает на корню. Вас хоть кто-нибудь трахает?

— Простите, что? — повторяет Навина. Очевидно, это ее дежурный ответ, который никогда не подводит — просьба ее простить.

— Я спросил, вас кто-нибудь чешет, где зудит?[529] Скачете ли вы с кем-нибудь в койке? Веселым, бодрым ухажером. Есть ли у вас сексуальный партнер. — Рейнольдс со всей силы пихает его локтем в бок, но ему уже все равно. — Такой красивой девушке гораздо полезней с кем-нибудь потрахаться, чем составлять сноски к подобной херне. Только не говорите мне, что вы девственница! Это была бы вопиющая нелепость!

— Гэвин! — восклицает Рейнольдс. — В наше время не принято так разговаривать с женщинами! Это не…