Избранные произведения в одном томе

— Потому что они получаются вроде как раки и вся такая срань. Или — как телевизионные звезды. Как все что угодно. Не знаю только, почему это я так растрепалась.

— Потому что иначе я усну и как же мы тогда решим, что нам больше подходит — чешуя на ногах или гвоздики в промежности.

— Теперь твоя очередь, — сказала Шеветта и замолчала. И молчала, пока Райделл не начал рассказывать.

Он рассказал ей про Ноксвилль и про Академию, и как он всегда смотрел «Копы влипли», а потом, когда сам стал копом и тоже влип, получалось, похоже, что и его покажут в этой передаче. Как они привезли его в Лос-Анджелес, потому что не хотели связываться с Дожившими Сатанистами, а появился этот Медведь-Шатун, это убийцы эти, и телевизионщики вроде как утратили к нему интерес, и тогда он устроился в «Интенсекьюр», сел за баранку «Громилы». Он рассказал ей про Саблетта и про Кевина Тарковского, и про домик на Map Висте, но вроде как опустил Державу Желаний, вроде как она и не имела отношения к той ночи, когда он загнал «Громилу» прямо в гостиную Шонбруннов. Рассказал, как вдруг, ни с того, ни с сего, заявился Эрнандес (это ж подумать только, двух еще дней не прошло, а кажется — год) и как он, Эрнандес, значит, предложил ему место водителя при Уорбэйби — лететь, значит, сюда, в Сан-Франциско, и шоферить. Тут Шеветта заинтересовалась, спросила, чем занимаются эти ищейки, и он объяснил ей, чем они, считается, занимаются и чем они занимаются в действительности, как ему теперь кажется, и она сказала: хреново, от таких типов лучше держаться подальше.

А потом Райделл истощился и замолчал, и Шеветта тоже несколько секунд молчала, только смотрела на него ошалелыми глазами. А потом сказала:

— Это что, вот так все и есть? Вот так ты и попал сюда — и вот этим ты и занимаешься?

— Да, — чуть смутился Райделл. — Вроде того.

— Мамочки, — вздохнула Шеветта.

Они полюбовались на мужика, с головы до ног разрисованного древними печатными платами, даже не похоже, что голый, а вроде в таком электронном костюме.

— Если поссать на сугроб, — сказала Шеветта и широко зевнула, — получаются дырки. Вот глаза у тебя точно такие. Честно.

В дверь постучали. Затем она приоткрылась на полдюйма, и кто-то — не тот мужик, который звенел на ходу, — сказал:

— Ну, как, нашли что-нибудь? Генри ушел домой…

— Очень трудно выбрать, — пожаловалась Шеветта. — Их так много, а нам хочется, что нам лучше подходит…

— Ну, тогда смотрите дальше, — безразлично предложил голос. — Выберете — скажете.

Дверь закрылась.

— Покажи-ка мне эти очки, — сказал Райделл.

Шеветта перегнулась через диван, достала из кармана куртки футляр с очками и телефон. Материал футляра выглядел необычно — не металл, не пластик, а что-то такое темно-серое, тонкое, как яичная скорлупка, и жесткое, как сталь. Как же он открывается?.. А… понятно. Очки — точно такие же, как у Люциуса Уорбэйби. Черная оправа, стекла — сейчас — тоже черные. И чего они такие тяжелые, словно свинцом налитые?

Шеветта раскрыла клавиатуру телефона.

— Да ты что, — вскинулся Райделл, — они же знают твой номер, не могут не знать. Позвонишь по этой штуке — или даже не ты, а тебе позвонят, так через пять минут здесь будут сто машин с мигалками.

— Ничего они не знают, — качнула головой Шеветта. — Это ж не мой телефон, а Коудса, я прихватила его со столика, сразу как свет потух.

— А говорила, что никогда не воруешь, что с очками это случайно вышло.

— У Коудса не считается, его телефоны все ворованные. Коудс выменивает их у городских, а другие знакомые Лоуэлла мастырят подкат.

Шеветта потыкала пальцами в клавиатуру, поднесла телефон к уху и недоуменно вскинула брови.

— Молчит чего-то.

— Дай-ка сюда. — Райделл положил очки себе на колени и взял у Шеветты телефон. — Может, промок или батарейки не контачат. Кстати, а на что это Коудс их выменивает?

Он поскреб ногтем по задней стенке футляра, отыскивая съемную крышку.

— Да так, на всякое.

Крышка щелкнула и открылась. Неисправность обнаружилась очень быстро: узкий пластиковый мешочек, втиснутый рядом с батарейками, нарушил питание. Райделл вытащил мешочек, осмотрел.

— Всякое?

— Ага.

— Всякое — в таком вот роде?

— Ага.

Райделл чуть помрачнел.

— Тетратиобускалин, тут и анализа не надо. Запрещенный наркотик.

Шеветта взглянула на мешочек с темно-серым порошком, затем на Райделла.

— Какая разница, ты же теперь не коп.

— А как ты сама, балуешься?

— Нет. Ну, один там раз пли два. Вот Лоуэлл — он почаще.

— Дело, как говорится, хозяйское, но на ближайшее время тебе бы лучше воздержаться; я видел, как действует эта зараза. Одна щепотка — и спокойный, вежливый парень превращается в буйнопомешанного. А здесь, — он постучал пальцем по мешочку, — вполне хватит на десяток людей. Ты не представляешь себе, какой это ужас.

Райделл отдал пакетик Шеветте и взялся исправлять погнутый контакт.

— Представляю, — тускло улыбнулась она. — На живом примере Лоуэлла.

— Ну вот, — удовлетворенно возвестил Райделл. — Гудит. Кому будешь звонить?

Шеветта чуть задумалась, затем взяла телефон и закрыла наборную панель.

— Некому, вроде.

— У старика твоего есть телефон?