Избранные произведения в одном томе

Да нет, сказала себе Шеветта, и ничего я в него не втюрилась, просто он диво как похорошел, когда умылся, побрился, достал из своей дурацкой сумки все чистое и переоделся. И ведь что интересно, одежда оказалась точь-в-точь такая же, как и раньше. Может, он никогда другой и не носил. А вот задница у него ничего себе, аккуратная. Вот и Саблеттовой матери тоже понравился, ну прямо, говорит, как молодой Томми Ли Джонс. А может, и не в этом даже дело, а в том, что он вроде хочет устроить Лоуэллу веселую жизнь, только вот как у него это выйдет? Совсем недавно Шеветта считала, что все еще любит Лоуэлла или что-то в этом роде, а теперь вдруг выяснилось, что нет. Вот если бы не «плясун» этот проклятый, тогда бы еще неизвестно. А этот-то, и вспомнить страшно, в какого буйного психа превратила его одна ложка этой дури. Она спросила тогда у Райделла, может, он и вообще от такой дозы сдохнет, а Райделл сказал: нет, маловато, попсихует-попсихует и очухается, но вот ломка будет такая, что не позавидуешь. Еще она спросила, почему это Лавлесс лупил себя по яйцам, и тут Райделл почесал в затылке и сказал, что точно не знает, но это что-то такое с нервной системой, что эта дурь вызывает приапизм — так, по крайней мере, говорят. Тогда она спросила, а что такое приапизм. Ну, сказал Райделл, это, ну, вроде, когда мужчина перевозбужден. Она никогда о таком не слыхала, но ведь точно, все сходилось, вот, значит, почему у Лоуэлла иногда бывало, что встанет колом и ни в какую, не опадает и все тут. Оно бы вроде и ничего, и даже хорошо, но только Лоуэлл в таких случаях зверел, и все кончалось тем, что все у нее насквозь болело, а он еще крыл ее последними словами, прямо на глазах этих парней, с которыми он тусовался, вроде того же Коудса. Ладно, пусть Райделл делает с этим типом все, что хочет, беспокоиться нужно о Скиннере, жив ли старик, кто за ним ухаживает. Она не звонила больше Фонтейну, боялась и, когда Райделл куда-нибудь звонил, тоже боялась, а вдруг звонок перехватят, узнают откуда. А с велосипедом и вообще хоть плачь, ведь точно сделали ему ноги, точно, даже проверять не стоит. Гибель Сэмми и пропажа велосипеда огорчали Шеветту примерно в одинаковой степени, хотя она никогда бы себе в этом не призналась. А тут еще Райделл говорит, что и Найджела вроде бы ранили, а может, и убили…

— И тогда Гэри Андервуд вываливается из окна и попадает прямо на забор — ну, знаешь, такой, с шипами наверху…

— Слышь, мама, — укоризненно сказал Саблетт, — ты же совсем замучила Шеветту.

— Я просто пересказываю ей «Полостную операцию». — Миссис Саблетт обиженно замолчала и сдернула со лба окончательно высохшую тряпку.

— Тысяча девятьсот девяносто шестой, — машинально отрапортовал Саблетт. — Прости, мама, но она нам нужна, дело есть небольшое.

— Только знаешь, Берри, — сказал он, пройдя следом за Шеветтой на кухню, — не стоило бы ей выходить наружу, а уж днем и тем более.

Шеветта взглянула на свое запястье. Узкий синеватый стальной ободок — не знаешь, так можно подумать, что это и вправду браслет, для красоты. Слава еще богу, что второго нет — Райделл разжился по дороге керамической ножовкой и перепилил цепочку под корень. Два часа работы, без обеда и перекуров.

А сейчас Райделл сидел за кухонным столиком — и упорно стоял на своем.

— Ты, Саблетт, не можешь выйти наружу из-за своего апостатства. А я не хочу идти в одиночку. Ну, представь себе, надел я эту штуку на голову, ничего вокруг не вижу и не слышу, а тут вдруг появляются его родители. Или он сам подслушает.

— Слушай, Берри, — взмолился Саблетт, — да позвони ты им по нормальному телефону.

— Рад бы, да не могу, — развел руками Райделл. — Они этого не любят. Он сказал, что, если связаться с ними по этой ВР-штуке, они хотя бы выслушают меня, а иначе — никак.

— Да о чем это вы? — не выдержала, наконец, Шеветта.

— У одного из Саблеттовых приятелей есть аппарат с наглазниками.

— У Бадди, — кивнул Саблетт.

— Бадди?

— Ну да, Бадди, звать его так,[155] — пояснил Саблетт. — Только эта штука считается вроде как богохульством, нарушением церковных законов. Преподобному Фаллону было откровение, что виртуальная реальность — от дьявола, ведь если ею увлечешься, так потом телевизор меньше смотришь.

— Но сам-то ты этому не веришь, — заметил Райделл.

— Бадди тоже не верит, — вздохнул Саблетт. — Только если папаша узнает про наглазники, он открутит ему голову.

— Так ты позвони ему, — сказал Райделл, — и все объясни. Две сотни наличкой плюс стоимость связи.

— Но ведь тогда ее люди увидят. — Саблетт покосился на Шеветту, залился густой краской и торопливо отвел глаза.

— Это в каком же смысле они меня «увидят»?

— Да вот прическа у тебя… — окончательно смутился Саблетт. — Необычная. Они же в обморок все попадают.

— Вот две сотни, как я и обещал, — сказал Райделл. — И когда, говоришь, вернется твой отец?