Избранные произведения в одном томе

— Слышали, вызвали телевидение и сказали: если вы, гады, еще раз покажете «12‑й этаж!»… А те заныли: а что нам делать, мы же уже отменить не можем, мы шесть раз показывали. А им сказали: вот, гады, теперь выкручивайтесь, и чтоб передача была, и чтоб министров не порочили, и чтоб гласность была, и чтоб выкриков не было, и чтоб цены повышались, и чтоб люди одобряли, и чтоб свобода была, и чтоб митингов не было. Вот теперь и выкручивайтесь, гады. И они побежали на работу — выкручиваться… А‑а‑а!.. Во дела…

И народ опять проехал свою остановку.

— Ребята! А перестройка — это что?..

— Ты что, сдурел?

— Не, ну как?.. Вот я, допустим, слесарь… Мне как?

— Ты чего тут бузотеришь? Ты чего тут в таком большом деле подмигиваешь?

— Да нет… Я просто спросить хотел… Все кричат — перестройка… Это что? Мне лично?.. Опять, что ли, быстро, качественно, эффективно или, может быть, трудиться с отдачей?.. Я что хотел узнать, почему я понять не могу. Мне говорят: «Ты в самом низу, с тебя начинать». Ладно, я в самом низу. И мне как? По-прежнему эффективно, быстро, с высоким качеством или, может, с полной отдачей? Я потому и спрашиваю. Мне будет выгодно или опять быстро, эффективно, высококачественно, не снижая темпов, на своем рабочем месте?.. Я спрашиваю, перестройка для меня лично — это что?..

— Критикуй.

— Кого?

— Кого видишь.

— Ага… А когда мне будет выгодно?

— А кого выгодно, того критикуй.

— А‑а‑а!.. — И народ проехал свою остановку.

— Читали, «Социндустрия» потребовала пустить адвоката в КПЗ? А следователи закричали: «Как, при адвокате вообще ничего не раскроем. Мы и так судим не тех, кто виноват, а тех, кого поймали. Мы не можем искать виноватого. Его вообще нет. Его нигде нет. Они давно уволились, переехали и погибли еще в гражданскую. С тех пор от них остались инструкции, по которым мы действуем».

А «Индустрия» закричала: «Как?» А все следователи завыли: «А вот так…» А «Индустрия» как шепнет: «Меняйте!» А следователи как застынут: «Что, все менять?» А «Индустрия» тогда побежала выяснять, почему овощей мало на станции Раздельной и их не завезли, и вообще, до каких пор сами водители будут нарушать проезд через осевую…

— А‑а‑а!.. Прэсса. Ну, прэсса!

Метро гудит. Народ ездой не интересуется. Народ компанию ценит.

— Читали, «Московские новости» на китайском языке сообщили о новых правилах выезда?

— Сюда?

— От кретин!

— Чего ты ругаешься? Я же китайского не знаю.

— Тогда тихо стой.

— Теперь, чтоб выехать…

— Сюда?..

— Слушай, ты же хвастался, что тебе на «Пушкинской» выходить? Чего ты торчишь?

— Ну рассказывай.

— Так вот, новые правила выезда — три человека дают тебе характеристику и к…

— Так что, три человека должны послать?

— Да. Раньше один послал, и ты хочешь идешь, хочешь не идешь, а сейчас трое посылают, и ты хочешь не хочешь, а едешь.

— Сейчас дали много самостоятельности заводам.

— Дали?.. Кто дал?..

— Мы. Завод может сказать: «Не хочу делать туфли, хочу надгробья».

— И чего?

— «Пожалуйста, с первого января».

— Слушай, а если все заводы скажут: хотим делать надгробья?

— Пожалуйста, но только с первого января.

— А кто же будет делать радиоприемники?

— Вот… Когда заводы увидят, что спрос на надгробья удовлетворен, они все бросятся делать приемники и удовлетворят.

— Здорово.

— Конечно. В этом суть.

— Слушай, а с ускорением как?

— Ты что, решил к «Пушкинской» с другой стороны подъехать?!

— Ну давай, давай.

— С ускорением сложней. Здесь от темпов зависит. Здесь прэсса сомневается. Прэсса здесь попросила перерыв. Они слегка выдохлись, много на них навалилось.

— Но слушай. Вот я, кроме как в метро, нигде никаких перемен не чувствую.

— Это у тебя что-то с организмом. И тут не в переменах дело. Тут когда жизнь лучше станет, вот это, главное, не пропустить.

— Ну так прэсса ж даст знать.

— Даст, даст. Скажут, когда будет.

— А я за сорок пять лет ни разу ни до чего не дожил, может, сейчас доживу?

— До смерти доживешь.

— Я как скажу «будет», так жена в меня тряпкой.

— Нервная?

— Слово это не переносит. Будет хорошо. Будут продукты. Не будет очередей. Будет квартира. Вспомнить нечего. Только мечтать. Она кричит: «Уже дед скоро, а все мечтаешь!»

— А чего, мечтай, дед. Ты видал покойников — большинство улыбается, значит, в мечтах отошел, но, думаю, на сей раз до чего-то доживем. Последний раз экспериментируем.

— А если неудача, что будет?

— СПИД! Читал про СПИД?

— А чего?

— А ничего…

— Вообще?

— Ага!

— И надолго?

— А пока лекарства не будет.

— А если попробовать как-то иначе?

— Именно от этого и происходит.

— Так что, вообще никак?

— Вообще.

— А как же?

— А как хочешь.

— Тьфу ты! Опять! Мясо — как хочешь, рыбу — как хочешь, и тут — как хочешь…

— Как хочешь.

— Самостоятельность?

— Самостоятельность.

— И хозрасчет?

— И хозрасчет.

— Тьфу!.. А если?..

— Нельзя. Пусть пойдет обойдет всех врачей, принесет обходной лист, возьмет характеристику после этого — и ни при каких обстоятельствах… (Шепчет.)

— Изоляцией?

— Да.

— А целовать?

— Передаст.

— А обнимать?

— Передаст.

— От сволочь…

— Где ты читал?

— В прэссе!

— Ну прэсса. От прэсса!

— Теперь демократия. Это как?

— Это если ты не согласен.

— Ну?..