Избранные произведения в одном томе

Повинуясь какому-то магнетизму, исходящему от этого человека, я действительно заглянул в глубину своей души и нашёл там, прости меня Господи, парочку сотен. Доставать их, конечно, не хотелось, но тогда чего я, как дурак, ввязался в эту философию?

— Могу, — сказал я. — Пару сотен могу, но уж не больше.

— А тыщу?

— Ну, это уж вы вообще… откуда? Тыщу чего? Рублей? Долларов? Пиастров?

— А если б ты всё продал? — ввязался неожиданно лоцман Кацман. — Набрал бы небось тыщонку.

— Дружба с вами, лоцман, стоит значительно дороже, — обиделся я. — Вопрос: кто даст такие деньги?

— Я не дам, — сказал капитан и развёл нас с лоцманом мановением пальца. — Позвольте теперь и мне задать вопрос. Я прекрасно понял фразу: подайте, кто сколько НЕ МОЖЕТ. В этом, наверно, и есть смысл истинного подаяния. Но — бывало ли такое? Подавал ли вам кто-нибудь? Получали ли вы просимое?

— Бывало, подавали, получал, — кратко ответил сидящий на мраморе.

— Часто?

— Примерно раз в два года.

— И что это за люди, подающие столько, сколько НЕ МОГУТ?

— Вполне достойные люди.

— Но всё-таки: возраст, пол, образование?

— Всякий раз — это уникальный случай, — уклончиво отвечал сидящий на камне.

— Ну расскажите же, это так любопытно.

— В каждой профессии есть свои секреты, — усмехнулся сидящий на мраморе. — А потом, вы как будто из комиссии по расследованию. Приплыли на своём «Лавре», испоганили небо крепдешином, да ещё рассказывай, кто мне сколько подаёт. Скажу одно: тот, кто слышит мою просьбу о подаянии, всегда задумывается о своих возможностях, как умственных, так и морально-материальных. Всё!

И сидящий на мраморе прикрыл очи.

— Нет, не всё, — парировал вдруг Пахомыч. — У нас есть ещё вопрос, очень и очень важный. А именно: нам бы хотелось знать, С УСАМИ вы или БЕЗ?

Глава 74

УСЫ И НЕВОЗМОЖНОЕ

— А вы что ж, сами не видите?

— Видим. Но толком не разберём. То вроде бы с усами, то вроде — нет.

— В этом-то весь фокус, — улыбался сидящий на мраморе. — А то, чего уж проще: отпустил усы и ходишь как дурак, а ребятишки и вопиют: «Эй, усатый-полосатый!»

— Конечно, это фокус, — сказал Пахомыч, — но для чего он? Кому нужен такой фокус? Скажите же всё-таки: С УСАМИ вы или БЕЗ?

— Если я скажу, что я БЕЗ, вы начнёте спорить, что я С усами, так что я предпочту на ваш вопрос ничего не отвечать.

— Не понимаю, — сказал старпом, — почему бы точно не определиться и не заявить прямо: да, я — усатый, или ладно — безусый. Вы как будто скрываете свои приметы. Вы что — в розыске?

— Ей-богу, ребята, — сказал Ложноусый, обращаясь к нищей братии, восседающей вокруг мраморного камня, — они из комиссии Огепеучека. Да ни от кого я не скрываюсь! Я честный нищий! А с усами я или без усов — сами разбирайтесь!

— Вы знаете, что мне кажется, сэр, — негромко сказал лоцман Кацман, обращаясь к нашему великому капитану. — Мне кажется, что усы у него растут чрезвычайно быстро, поэтому он их ежесекундно сбривает.

— А зачем? — резонно спросил Суер.

— Если бы не сбривал — они заполонили бы весь земной шар.

— Ерунда, — сказал Пахомыч, — он — скрывается. Прячется на этом острове нищих. Прячется от ответственности. Вы же сами понимаете, что среди нищих спрятаться легче всего. Это старый приём всех мошенников — притвориться нищим. А фокус с усами — это полная чепуха, иллюзион. Вы смотрите, как он часто чешет нос. Почешет разик — он с усами, почешет другой — без усов. Усы у него из рукава выскакивают. На резиночке.

Пахомыч до того твёрдо долбил своё, что нам даже стало за него неловко. Твердолобый получался у нас старпом. Идея лоцмана была, конечно, тоньше и глобальней, имела исторические корни.

— Усы на резиночке и просьба подать невозможное как-то не вяжутся между собой, — сказал капитан. — Философия и примитив в одной упряжке. Нет. Этого не может быть.

— Может, может, — долбил Пахомыч. — Абсолютный примитив и в том, и в другом случае. Сплошная трусость и самореклама. Обман.

Сидящий на камне между тем весьма внимательно прислушивался к нашему разговору.

— Это просто удивительно, — сказал наконец он, — насколько тонок и умён ваш лоцман и какой дубовый старпом. Ну зачем, скажите на милость, мне скрываться? От кого? От чего?

— Дуб? — переспросил Пахомыч. — Я — дуб? А вы тряхните рукавом, и желательно на лоцмана.

— Не стану я тресть, чего ради?!

— Ради усов, которые в рукаве прячутся!

— Да нету там никаких усов.

— Ага! Сдрейфил! Подайте ему НЕВОЗМОЖНОЕ! Ишь какой обормот! Тряси рукавом, показывай свои усы, бестолочь!

— Это я-то трус? Да пожалуйста! Где ваш лоцман?

И тут сидящий на мраморе взмахнул руками, и на лоцмана посыпались самые невероятные предметы, ну во-первых:

куриные косточки,

а во-вторых: таблетки от алкоголизма,

КНОПКИ, КОЛГОТКИ, КЛИЗМЫ,

розетки, зажигалки, резеда, мастихин, мормышка, штопор-открывалка,

папка, две кисточки и к ним акварель. Но надо твёрдо отметить, что усов среди всего этого никаким образом не было. Была какая-то штука, которую мы попервоначалу приняли было за усы, но это дказалась волосяная хреновника для бритья.

— Ну что скажете? — воскликнул Ложноусый. — Где же усы? Ха!