Избранные произведения в одном томе

«В связи с дороговизной топлива в этом сезоне, к сожалению, ожидается переход на длинные закрытые платья. Наш обозреватель надеется, что удастся создать модели со стекловатными утепляющими подкладками, могущими подчеркнуть специфику женской фигуры. В отношении дамского нижнего белья ожидается…» («Ви паризьен»).

* * *

А черный столб между тем лез все выше за пределы земной атмосферы и, пройдя добрую треть расстояния до Луны, загибался вокруг Земли, словно собираясь опоясать планету тоненьким ремешком. Он по-прежнему был окутан мраком бесчисленных туч, и пучки молний били в столб, и казалось, грозе не будет конца.

Дистанционные приборы там, на плоту, давно не работали, «Фукуока-мару» ходил вокруг плота, то приближаясь к нему, то удаляясь. Где-то застрял танкер с горючим, а топливо на «Фукуоке» было на исходе.

Тревожно текла жизнь на судне. Но больше всего Кравцова угнетало вынужденное безделье. Он стоял на верхней палубе, тоскливо глядя на привычную, осточертевшую картину грозы.

Нет, не обижаясь, думал он. Смешно обижаться. Ну да, Воронин обещал поговорить с ним, Кравцовым, когда немного освободится. Что поделаешь, если у Воронина нет ни одной свободной минуты, если он работает круглые сутки напролет. Чего уж тут обижаться.

Ученые с мировыми именами слетелись сюда. Беспрерывно совещаются, спорят, продымили судно насквозь табаком. Кажется, никогда еще не бывало такого вот представительного международного штаба ученых. Он, Кравцов, разговорился на днях с одним французским физиком, тоже эсперантистом, послушал бы Воронин, какие дифирамбы пел ему этот пожилой француз! Молодец

Виктор. В свои тридцать пять или тридцать шесть лет достиг многого. Ученый милостью божьей. К тому же не разбрасывался, не тратил времени попусту.

А что он, Кравцов? Инженер-бурильщик, каких много, хоть пруд пруди. Человек, которому не сидится на месте. Правда, когда-то очень давно, целых четыре года назад, он извлек из полусумасшедших математических расчетов некое гипотетическое поле, — поле, в котором оказалось возможным горизонтальное падение. Гм, тогда это казалось чистейшим вздором, а теперь… каким-то странным образом…

Не обижаюсь, упрямо твердил Кравцов самому себе. Все правильно. Он здесь не нужен, и хватит, хватит томиться без дела. На самолет, пожалуй, места не достать: все забито учеными, ооновскими чиновниками, журналистами — занятыми людьми. Значит, при первой же морской оказии… А завтра должен прийти танкер. Вот и прекрасно! На этом танкере он и уплывет. Там есть какой-то минимум пассажирских мест. И — всего хорошего, Виктор Константинович…

Трое суток на танкере до японских берегов. Хорошо бы денька два задержаться в Токио, посмотреть город. Потом на самолете в Москву. Заберу Марину, Вовку — и в Баку, к ее папе-маме. Там еще тепло, золотая осень, может, еще в море покупаюсь… А потом…

— Шаровая молния! — крикнул в мегафон наблюдатель. — Все вниз! Шаровая молния;

Верхняя палуба «Фукуока-мару» опустела, только аварийная команда осталась наверху.

Таков был строжайший приказ штаба ученых: при появлении шаровой молнии укрываться во внутренних помещениях, задраивать все иллюминаторы и люки. Приказ пришлось издать после того, как однажды огненный шар вполз в открытый люк судовой мастерской и вызвал пожар, с трудом потушенный командой.

Кравцов спустился вниз и прошел в холл перед салоном, где совещались ученые. Где Али-Овсад? Наверное, сидит у себя в каюте, поит чаем Оловянникова, а может, и Брамулью. Чилиец всерьез пристрастился к чаю, часто забегает к Али-Овсаду, выдувает два-три стакана, рассказывает соленые анекдоты…

— Хэлло, — услышал Кравцов.

— А, Джим! Добрый вечер! Что это вы не играете на бильярде?

— Надоело. — Джим Паркинсон невесело усмехнулся. — Сорок партий в день — можно взвыть по-собачьи. Говорят, завтра придет танкер с горючим, не слышали?

— Да, говорят.

— Не хотите ли выпить, сэр?

Кравцов махнул рукой:

— Ладно.

Они уселись на табуреты перед стойкой, бармен-японец быстро сбил коктейль и поставил перед ними стаканы. Они молча начали потягивать холодный, пряно пахнущий напиток.

— Будет у нас работа или нет? — спросил Джим.

— Надеюсь, что будет.

— Платят здесь неплохо, некоторым ребятам нравится получать денежки за спанье и бильярд. Но мне порядком надоело, сэр. Второй месяц без кино, без девочек.

— Понимаю, Джим.

— Сколько можно держать нас в этой японской коробке? Если ученые ничего не могут придумать, пусть прямо скажут и отпустят нас по домам. Я проживу и без электричества, будь оно проклято.

От пряного напитка у Кравцова по телу разлилось тепло.

— Без электричества нельзя, Джим.

— Можно! — Паркинсон со стуком поставил стакан. — Плевал я на магнитное поле и прочую чушь.

— Вам наплевать, а другие?