Избранные произведения в одном томе

— Так, а теперь вот этих. И не спускать с них глаз.

— Мерси, — сказал Штайнер и забрался в машину. Керн последовал за ним.

Грузовики тронулись.

— До свидания! — взвизгнул женский голос в окне.

— Измордовать всю эту эмигрантскую сволочь до смерти! — заорал им вслед какой-то мужчина. — Тогда сэкономите на кормежке…

Полицейские автомобили ехали довольно быстро — улицы были еще пусты. Небо за домами отступило, стало светлым, широким и прозрачно-голубым. Арестованные вырисовывались на машинах темными силуэтами, словно ивы под осенним дождем. Два полицейских уплетали бутерброды и пили кофе из плоских фляг.

Вблизи Аспернского моста из-за угла выскочил грузовичок с овощами. Обе полицейские машины притормозили и снова рванулись вперед. В этот момент один из арестованных, ехавший на задней машине, перемахнул через борт. Он упал на крыло, зацепился за него полой пальто и грохнулся о мостовую.

— Остановить машину! Задержать! — крикнул старший. — Если побежит, стрелять!

Машина резко затормозила. Полицейские соскочили и побежали к месту, где упал человек. Шофер оглянулся. Убедившись, что арестованный не собирается бежать, он медленно подал машину назад.

Человек распластался на спине. Ударившись затылком о камни, он лежал в распахнутом пальто, широко раскинув руки и ноги, точно огромная летучая мышь, шмякнувшаяся оземь.

— Поднять его! — приказал офицер.

Полицейские склонились над пострадавшим. Затем один из них выпрямился.

— Видать, сломал себе что-то. Встать не может.

— Да может он встать! Поднимите его!

— Дайте ему хорошего пинка — сразу повеселеет, — вяло проговорил полицейский, который ударил Штайнера.

Человек стонал.

— Он действительно не может встать, — доложил второй полицейский. — Голова в крови.

— Проклятие! — Офицер опустился на мостовую. — Не сметь шевелиться! — крикнул он арестованным. — Сучья банда! Возись тут с ними!

Машина стояла теперь вплотную около пострадавшего. Керн хорошо видел его сверху. Он знал этого человека. То был чахлый польский еврей с жидкой седой бородкой. Несколько раз Керн ночевал с ним в одной комнате. Он ясно помнил, как по утрам, перекинув через плечи ритуальные ремни, старик стоял у окна и, тихо раскачиваясь, молился. Он торговал мотками пряжи, шнурками для ботинок и нитками. Уже трижды его высылали из Австрии.

— Встать! Живо! — скомандовал офицер. — Зачем спрыгнул с машины? Небось рыльце в пушку! Воровал и бог знает что еще делал!

Старик зашевелил губами, устремив на офицера широко открытые глаза.

— Что? — спросил тот. — Он что-то сказал?

— Говорит, что спрыгнул с перепугу, — ответил полицейский, стоя на коленях около старика.

— С перепугу? Конечно, с перепугу! Натворил чего-нибудь, вот и боится! Что он говорит?

— Говорит, что ничего не натворил.

— Все так говорят! Но куда нам его девать? Что с ним?

— Надо бы вызвать врача, — послышался голос Штайнера с грузовика.

— А вы помалкивайте! — нервно огрызнулся офицер. — Где мы раздобудем врача в такой час? Не может же он бесконечно валяться здесь на улице. А потом опять скажут, будто мы его так отделали. Ведь всегда и во всем виновата полиция!

— Надо отвезти его в больницу! — сказал Штайнер. — И как можно скорее!

Офицер растерялся. Теперь, поняв, что старик тяжело ранен, он даже забыл приказать Штайнеру замолчать.

— В больницу! Так просто там его не примут. Нужна сопроводительная бумага. А я не имею права подписать ее. Сначала я должен составить рапорт.

— Отвезите его в еврейскую больницу, — сказал Штайнер. — Там его примут без сопроводительной и без рапорта. Даже бесплатно.

Офицер уставился на него:

— Откуда вам это известно?

— Можно отвезти его в Общество неотложной помощи, — предложил один из полицейских. — Там постоянно дежурит санитар или врач. Пусть разбираются с ним. А мы от него отделаемся.

Офицер принял решение.

— Ладно, поднимите его! Проедем мимо «неотложной помощи». Один из вас останется с ним. Дурацкая история!

Полицейские подняли пострадавшего. Он снова застонал. Лицо сильно побледнело. Его уложили в кузов. Он вздрогнул и открыл глаза. Они блестели неестественным блеском, резко выделяясь на осунувшемся лице. Офицер покусывал губы.

— Бред какой-то! Такой старик, и вдруг прыгает на ходу!.. Трогай! Только не гнать!

Под головой раненого натекла лужица крови. Узловатые пальцы скребли по днищу кузова. Губы понемногу разжались, зубы обнажились. Казалось, под призрачной и угрюмой маской боли смеется кто-то другой, беззвучно и с издевкой.

— Что он говорит? — спросил офицер.

Тот же полицейский снова примостился около старика на коленях и поддерживал его голову.

— Говорит, хотел вернуться к своим детям. Теперь они, мол, умрут с голоду, — доложил полицейский.

— Ерунда какая! Ничего с ними не станется. А где они?

Полицейский склонился к раненому.

— Не хочет сказать. А то, мол, их тоже вышлют. У них нет вида на жительство.

— Что-то он фантазирует… А теперь что бормочет?

— Просит, чтобы вы его простили.

— Что? — изумился офицер.

— Говорит, чтобы вы его простили за неприятности, которые он вам причиняет.